— Не смотрел, — напряженным тоном ответил Горчаков.
— Я тоже, — кивнул Юрий, — но название говорит само за себя. Взять хотя бы организатора всей этой бодяги, одного из топ-менеджеров «Точмаша», господина Великанова. Он мог выйти сухим из воды, но не выйдет. А знаете, почему? Потому что решил, что он самый хитрый. В результате главный, стопроцентно доказанный и подтвержденный неопровержимыми уликами пункт обвинения против него звучит следующим образом: изготовление и сбыт фальшивых денежных знаков. И притом в особо крупных размерах. На этом фоне даже попытка продажи иностранному шпиону секретной военной разработки выглядит детским лепетом, так что прямо сейчас господин Великанов взахлеб дает показания. Правда, ничего нового и неожиданного он нам рассказать не может, но во всем должно соблюдать порядок…
— Да погодите вы с вашим порядком! — обрел, наконец, дар речи Михаил Васильевич. — Вы что, собственно, пытаетесь сказать?..
— Не только сказать, но и показать, — с довольным видом уточнил Якушев. — И даже, с вашего позволения, вручить. Вуаля! — Расстегнув висящую на спинке стула сумку, он бросил на стол по-простецки завернутую в полиэтиленовый пакет пачку бумаг. Сквозь полупрозрачный полиэтилен на титульном листе можно было разобрать напечатанное заглавными буквами на древней пишущей машинке слово «БОРИСФЕН». — По-моему, это ваше. Правда, папочкой пришлось пожертвовать, вы уж не обессудьте. Должен же господин Хао предъявить заказчикам хоть что-то, чтобы доказать, что он не прохлаждался, а честно пытался отработать гонорар! Не самый завидный конец карьеры, но, как говорится, футбол есть футбол: мяч круглый, поле квадратное, и пусть победит сильнейший… Что с вашим лицом, Михаил Васильевич? Неужели сами не догадались? Я думал, догадаетесь…
— Мне, честно говоря, тогда было не до догадок, — раздумчиво проговорил Горчаков. — Когда вы навестили меня там, в архиве, я решил, что вы просто заберете и перепрячете папку. А потом, когда Волчанин застал вас около открытого тайника, подумал, что вы не успели или не смогли. Но мне даже в голову не могло придти, что вы всего за несколько часов сумеете состряпать убедительную фальшивку!
— И на старуху бывает проруха, — с понимающим видом покивал Якушев. — А впрочем, вам-то что за печаль? Деньги-то давно получены, а что станется с этим китайцем, когда папка попадет в руки грамотных инженеров — ну какое вам до этого дело?
— Что? — отшатнулся Горчаков. — О каких деньгах вы…
— О тех, которые Ван Линь Хао перевел на ваш секретный счет две недели назад. Я ведь не зря помянул американскую комедию — подельники вам попались, вот именно, один тупее другого, да и вы, если уж говорить без экивоков, недалеко от них ушли. Вы начали искать покупателя сразу же, как только начальник службы безопасности Мамалыгин рассказал вам о «Борисфене» и ознакомил с содержимым папки. Не надо спорить, Михаил Васильевич, и ссылаться на покойного Ушакова тоже не надо: он был чересчур мелкая сошка без каких-либо связей в головном офисе, ему просто не к кому было обратиться тут, в Москве. Зато вы были в главной конторе «Точмаша» как дома, и хорошо знали, кто из руководства компании может всерьез заинтересоваться вашим предложением и провести необходимую подготовительную работу. Задумано все было недурно, но в самый последний момент Великанов, выступавший в роли посредника между вами и китайцем, решил обойтись без вас и нанял Волчанина с его рейдерами. Вы очутились в практически безвыходной ситуации и сделали ставку на Сарайкина — не самый лучший выбор, конечно, но иного у вас в тот момент не было. Дальше — больше; завладев папкой и со временем обнаружив, что существует способ связаться с покупателем в обход вас, Сарайкин, в свою очередь, решил, что вы лишний на грядущем празднике жизни. Этот дурак был настолько уверен, что вы против него бессильны, что даже не попытался вас убрать — просто отодвинул в сторону, как посторонний предмет, и стал действовать по своему усмотрению. Он легко нашел общий язык с Великановым, но и вы не теряли времени даром. Полагаю, Линь Хао выторговал очень серьезную скидку, согласившись помочь вам в устройстве этого маленького спектакля с фальшивыми долларами. Процентов сорок, я думаю? Или все пятьдесят? Ну молчите, молчите, берегите силы для общения со следователем.
— Какое еще общение? — не вняв доброму совету, пренебрежительно произнес Горчаков. — Какой следователь? Недоказуемый бред — вот как называется то, что вы мне рассказываете. Что у вас против меня есть, кроме пустопорожней болтовни и домыслов?
— Недурная видеозапись, запечатлевшая вашу встречу с господином Хао в Сокольниках — ту самую, во время которой вы поместили в багажник его автомобиля небезызвестную спортивную сумку, — просветил собеседника Спец. — Плюс результаты обыска, проведенного на вашем рабочем месте. Вам, инженеру и руководителю, не мешало бы знать, что удалить ненужный файл и очистить корзину еще не значит полностью уничтожить компрометирующую вас информацию. Номер сто долларовой купюры, отсканированное изображение которой удалось обнаружить на жестком диске вашего рабочего компьютера, совпадает с номером фальшивок, которыми расплатились с Сарайкиным. Да и от обрезков бумаги, на которой эти фальшивки были отпечатаны, следовало избавляться более аккуратно — пара клочков обнаружилась прямо под столом в вашем кабинете.
— Мало ли, кто мог забраться туда в мое отсутствие, — сказал Горчаков. — Все равно вы ничего не докажете.
— А я и не собираюсь, — сообщил Юрий, — это не входит в круг моих должностных обязанностей. Доказывать будут другие. И подвезут вас тоже другие. А я, знаете ли, устал — и вообще, и, в частности, от вас. Сами ведь слышали: мне приказано отдыхать. Да, и папочку, с вашего позволения…
Он потянулся за пакетом с бумагами. Горчаков напрягся, упершись ладонями в пластиковую, под мрамор, крышку общепитовского стола, но тут же обмяк на стуле, только сейчас заметив, что за тремя соседними столиками сидят исключительно мужчины — по два за каждым, все молодые, крепкие, с короткими спортивными стрижками и одинаково внимательными, пристальными взглядами.
Якушев сделал знак рукой, подавая сигнал к окончанию немой сцены. Заскрежетали по полу алюминиевые ножки синхронно отодвигаемых стульев, кто-то громко, со значением кашлянул в кулак. Юрий отвернулся к окну и стал смотреть, как выруливает на взлет пузатый «Боинг», следующий чартерным рейсом Москва — Барселона. «Пройдемте», — произнес нарочито бесстрастный мужской голос; послышался знакомый металлический щелчок сомкнувшихся наручников, снова заскрежетали по мраморному полу алюминиевые ножки, и изменившийся до неузнаваемости, сдавленный от едва сдерживаемой ярости голос Горчакова с ненавистью процедил:
— Чтоб ты сдох, гадина!
Юрий сделал вид, что не услышал. Продолжая смотреть в окно, он запустил руку в карман куртки и несильно сжал кулак. Пальцы ощутили бархатистую гладкость тяжелого корпуса и мелкие звенья браслета; на какой-то миг ему даже почудилась едва уловимая частая вибрация работающего механизма, но это, разумеется, была иллюзия. Снова ехать в Мокшанск и встречаться с женой и дочерью человека, которого только что увезли в следственный изолятор, не хотелось, но Юрий понимал, что встречи не миновать: у него было кое-что, что принадлежало семье Камышева. Это кое-что следовало как можно скорее вернуть, но сначала Юрий собирался хорошенько выспаться: в конце концов, приказы не обсуждаются, а ему приказали отдыхать.
Он собирался встать и выйти из кафе, но вместо этого почему-то заказал еще одну чашку сомнительной бурды, которую тут выдавали за кофе, и, прихлебывая, стал смотреть, как берет разбег направляющийся в Барселону «Боинг».