Дерево живое. Мать мою, дерево живое!
Все начало покрываться изморозью, а мои ладошки нервным потом, но я состроил рожу кирпичом. Пусть думают, что у меня все схвачено. Хотя какой, нахрен, схвачено, когда в руке на целый город врагов одно кровавое шило. Очередная зелёная ширма поднялась, и мы с мужиком вошли внутрь одной из построек. Оказался вполне обычный зажиточный дом, не считая, что везде торчали то корни, то стебли. Стоя в пороге, напряг зрение, подключив свой юховизор, и по скачущим бестолковым движениям сразу определил страдалицу. Увидел еще две фигуры, одна рядом с мечущейся, и одна в конце коридора, будто стоит и смотрит прямо на меня. Аж дернулся от неожиданности. Глянул на испуганного мужика в дибусах, улыбнулся во весь рот, пока внутри меня от страха даже печень орала, и пошел к жертве канемского произвола. Ей оказалась женщина средних лет. Она металась в лихорадке. Кружилась на кровати будто в неё бес вселился и вопила так, что захотелось себе уши выдрать. Руки были привязаны красными лозами к крюкам, торчащим прямо из пола. Гибкие стебли непрерывно хрустели и трещали под напором мечущейся бабы.
Женщина умоляла убить её, из глаз катились слезы, а руки и шея были исцарапаны до крови. Ее лицо и тело прямо на моих глазах покрывались гнойными ранами, которые тут же рвались из-за резких рывков. Мне хватило пары минут внимательно посмотреть, чтобы после очередного гнойного водопада обед вышел из меня.
- Бл***,- загнулся я пополам, облокотившись рукой о стену. На миг представил себе на месте этой бабы маленькую девочку и мне совсем сплохело. Да как только дядька с ума не сошёл от такого зрелища?
- Как вы?- неуверенно спросил тревожный Ганеш, а мужик в рубахе уже прискакал с ведром и тряпкой.
- Прости,- покачал я ему головой, приводя себя в порядок.- Нормально. Почему она вся в царапинах?
- Она терзает себя. Поэтому мне пришлось ее связать,- прошептал фрайец, в ужасе наблюдавший за женой.
- Привяжи так, чтобы совсем не дергалась. Ноги, голову. Крепче. Синяки потом вылечить будет куда проще чем резаные раны, да и водопады эти успокоятся,- опять закрутило мой желудок. -Мне нужны стерильные бинты. Чистая ткань,- разъяснил я, поняв, что ни он, ни мужик в рубахе не врубаются о чем говорю.
Ганеш тут же исполнил просьбу, обвив свою драгоценную лозами с ног до головы. Как только ее обездвижили, я распорол свое запястье и залил крови в женский потрескавшийся рот. Укус псины оказался на правой ноге прямо возле щиколотки. Ганеш, помогавший мне держать конечности женушки, тут же поджал губы при взгляде на неприятную рану. Я понимающе глянул на него, достал нож, который забрал у Генриетты, облил острие своей кровью и вспорол нарыв. От боли женщина дернула коленом, разорвав зеленые путы и, вмазав мне по зубам, заорала так громко, что я и без того уже оглохший, на миг выпал из реальности.
- Держи крепче!
Ганеш, стараясь не смотреть на жену, навалился всем телом на ее ноги, а я стал чистить рану. Подоспел и мужик с белой чистой тканью. Я порвал ее на полоски, а затем просто измочил в своих ладонях, наполненных юхой и обмотал укус. Но было понятно, что этого мало. Яд уже разошелся по ноге и нижней части живота, а поэтому я выпустил в воздух переливающийся бесформенный поток своей крови и глянул на страшно испугнанного фрайца.
- Видишь кожа посинела,- показал на темные пятна, на теле фрайки, -она отмирает из-за яда. Нужно попробовать остановить этот процесс, иначе от твоей жены останется только половина.
Тот нерешительно кивнул. Мои глаза вновь накрыла пелена, и я увидел юху, стремящуюся течь по узким разлагающимся сосудам.
- Смотри чтобы не дергалась.
Кровь стала вытягиваться в длинные стройные ряды нитей, и над моей ладонью медленно закружили тончайшие иглы, подобные тем, что используют в электронной микроскопии, но мне они были нужны для другого. Игла за иглой входили под серую кожу и, подобно петле-удавке, затягивали крупные сосуды, пытаясь спасти умирающий проток. Напряжение повисло неимоверное, но это лишь придало твердости и уверенности моим движениям. Я вспомнил операции, которые проводил когда был стажером; вспомнил как делал уверенные надрезы. Будто опять оказался в больничном халате со скальпелем в руке, а на операционном столе женщина, жизнь которой на девяносто процентов зависит от меня. Ощущение до омерзения эгоистичное и невероятно приятное. Оно одновременно пугает и придает сил. Ничто не сравнится с этим чувством. Словно, спасая чужую жизнь, ты спасаешь кусок собственного омертвевшего себя.