— Эту угрозу мы уже нейтрализовали, когда привезли вас на Вес'едж. С чего мне идти на уступки?
— Потому что так будет правильно. Он сделал это для меня. Объект риска — я, а не он.
— В этом-то и проблема. Он поступил не как вес'хар. Он поставил личную прихоть выше общего блага.
— Что ж, я могу исправить это. У вас есть только один шанс узнать, что такое люди и как с ними бороться, и это шанс — я. — Шан завела руку за спину, опустила вдоль позвоночника, ощутила под пальцами согретый ее телом металл и вытащила из-за пояса пистолет так, как делала тысячу раз до этого. Он описал тщательно отработанную траекторию-дугу. Дуло уперлось в левый висок Чайяс. Шан держала оружие двумя руками. Чайяс не шевельнулась. Действительно, откуда ей знать, как выглядит пистолет и для чего его достают…
— У вас под кожей огни, — сказала матриарх.
— Лучше подумай о пушке, дорогуша.
— Она убьет меня?
— Она может.
— А почему вы хотите это сделать?
— Это то, что люди делают, когда хотят чего-то добиться. Я хочу, чтобы ты отпустила Араса.
— Иначе вы меня убьете.
— Возможно.
— Мой род на этом не прервется. Я не боюсь смерти. Шан сняла пистолет с предохранителя.
— Я тоже. Но тебе прекрасно известно, что вес'хар нужны мои знания. Отпустишь Араса — и я обеспечу вам полную, безоговорочную поддержку. Если с ним что-то случится, будете сами выпутываться. Я пришла в твой дом с оружием, а ты даже не смогла меня остановить. И как вы намерены при этом справиться с целой армией?
В запахе Чайяс отчетливее стал кислый оттенок.
— Я не торгуюсь с гефес.
— Я единственная, кто может распространить эту заразу среди человечества. Без меня балансу ничто не угрожает.
От Чайяс не пахло страхом. Зрачки ее золотистых глаз, узкие щелки, образовывали тонкий крестик на выпуклом топазе.
— Это оружие не такое мощное, как то, из которого тебя ранили исенджи?
— Вероятно, да. — Шан услышала свой ответ со стороны, будто бы находилась вне собственного тела. Какого черта я это делаю? Она села и, не поставив пистолет на предохранитель, положила его на стол — так, чтобы легко дотянуться при необходимости. Вытащила из кармана гранату и повертела ее так, чтобы Чайяс смогла рассмотреть. — Но не это. Если я вытащу этот штифт, чеку, ты успеешь досчитать только до десяти, прежде чем граната взорвется и разнесет меня и эту комнату на куски. Ты понимаешь, что я имею в виду. Даже с'наатат в таком случае мне не поможет. И проблема решена…
Что за чушь я несу?
Чайяс ничего не сказала. Она разглядывала гранату, как забавную игрушку.
Думает, что я блефую.
Шан крепче сжала гранату, совершенно не вовремя задумавшись о том, что ее когти сейчас выглядят как обычные ногти.
А блефую ли я?
Блеф — это то, чего Шан сейчас не могла себе позволить. Не с матриархом.
Дальше все происходило очень быстро и совсем не по плану.
Надо показать, что я настроена серьезно. Она выдернула чеку.
— Десять. Девять. Чайяс не шелохнулась.
— Восемь. — Шан закрыла глаза. — Семь.
И вдруг Чайяс будто бы все поняла, потому что в воздухе резко запахло кислотой, а мощная ладонь стиснула руку Шан — ту, в которой она держала гранату, — и пригвоздила ее к столу, едва не раздавив кости. От боли и удивления Шан распахнула глаза.
Чайяс не отпускала.
— Вставь чеку на место. Быстро.
Гнев матриарха, как кипящий уксус, заполнял воздух. Боль казалась почти нестерпимой, но Шан не сдавалась.
— Отпусти Араса. — Господи, я так долго не выдержу! — Выпусти его!
Зрачки матриарха то раскрывались лепестками цветка, то вновь превращались в крестик.
Шан не отступала, но и Чайяс не отступала тоже. Шан очень надеялась, что глаза не станут слезиться от боли. Но если рука онемеет, и она выпустит эту проклятую штуку…
Чайяс не сводила взгляда с маленького дисплея на колпачке гранаты.
— Вставь чеку обратно.
— А я думала, ты не боишься смерти.
— В этом доме мои дети.
Чайяс перевела пронзительный взгляд на Шан, и Шан не отвела глаз. Хватка матриарха немного ослабла, но она все еще не отпускала руку Шан. И Шан в упор смотрела на Чайяс.
Первой отведешь взгляд — и ты покойница. В голове — непрошеный гость — прозвучал голос ее старого сержанта: Не отходи, не моргай, не извиняйся. Шан правильно вошла в комнату, и таким образом избежала многих проблем, но сержант, увы, не научил ее, как правильно обращаться с инопланетянами, так что приходилось полагаться только на собственный инстинкт.
— Мы можем застрять тут очень надолго, — сказала Чайяс.
— Если потребуется, — ответила Шан. Из глаз все-таки потекли слезы. Господи, как же больно… — Наказав Араса, ты своей благой цели не достигнешь.
И Чайяс моргнула, будто бы упоминание об Apace выбило ее из колеи. Она отвела взгляд. Шан ощутила, как внутри поднимается волна звериного восторга, и освободила руку с гранатой. На секунду она ощутила, как пространство между ними заполнил запах спелого манго — сладкий, пьянящий и травянистый. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы удержать фанату в руке и вставить обратно чеку. По руке пошла рябь из фиолетовых огоньков, отчего дрожь стала еще заметнее.
— Не понимаю, зачем, — ответила Чайяс.
Шан поднялась и сунула фанату в карман, надеясь, что с'наатат быстро разберется с кровоподтеком. Не хотелось бы, чтобы Чайяс узнала, какую боль причинила ей.
— Я хочу, чтобы он перешел под мою опеку. Раздавленная рука нестерпимо болела.
Чайяс все еще сидела, переводя взгляд с Шан на пистолет и обратно. Она сомкнула пальцы куполом, все — одинаковой длины, с четырьмя фалангами и оттого очень похожие на паучьи.
— Он твой джурей. Забирай его.
— Что? Что значит джурей?
— Мужчина.
— Прости?..
В глазах Чайяс распустились лепестки. Шан, на несколько кратких мгновений почувствовавшая себя хозяйкой положения, вновь осознала себя непрошенной гостьей в этом мире.
— Ни один из вас не может иметь другого партнера, — пояснила Чайяс. — А в обществе вес'хар нет незамужних и неженатых. Ответственность за него лежит на тебе.
— Постой, я не уверена, что… Чайяс смотрела на пистолет.
— Ты просила у нас убежища. Ты ведешь себя, как вес'хар. Поэтому ты — вес'хар.
Рука Чайяс легла на пистолет. Матриах взяла оружие.
— Это тебя не убьет?
— Поосторожнее, он снят с предохранителя…
— Ты боишься?
Чайяс бросила ей вызов ненамеренно, но отступать было некуда. Что-то незнакомое и первобытное заглушило в ней голос здравого смысла. Так часто она видела то же в пьянках, стихийно разгорающихся драках, убийствах…
— Нет, — ответила Шан, не в силах сказать: «поговорили — и хватит, пора расходиться по своим делам».
Нет у нее причин бояться смерти. Не смерть, а жизнь, эта неподвластная ей, нечеловеческая жизнь пугает гораздо больше.
Чайяс держала пистолет, и Шан удивилась — откуда матриарх знает, как целиться. Как нажимать на курок. В голове промелькнула мысль: все в порядке, это только боль. Ей удалось подавить рефлекс и не броситься на пол. Она не шелохнулась. Выстрел оглушил ее.
Шан упала.
Город исенджи Джедено занимал весь континент Эбдж.
С момента, когда Эдди Мичаллат вышел из корабля, приземлившегося на Юмехе, и до того, как добрался до центра города, он не видел ничего — ничего, кроме зданий, испещренных искорками стекла, которые с восходом солнца ярко засверкали.
Полное отсутствие открытого пространства раздражало и дезориентировало Эдди. За год он успел привыкнуть к ровным горизонтам Безер'еджа; дикие просторы будили в нем нечто первобытное, и он даже отчасти радовался тому, что больше не видит их.