Тимур хлопнул меня по плечу и, мило улыбнувшись, сказал:
— Извини, Танечка, не могу больше с тобой говорить. Дела. Никак с этим нефтеперерабатывающим заводом не утрясу. Машину через минуту к выходу! — рявкнул он в аппарат. — Так что извини, — снова обернулся он ко мне, — еще раз говорю: позвони Лейсману. Если что раскопаешь или буду нужен — звони на мобильник. Все-таки капитан моей команды, черт возьми…
Визит к Анкутдинову ничего не прояснил. Выходило, что и он не мог сообщить ничего определенного и, как мне показалось, едва ли был причастен к этой истории. А я привыкла полагаться на свою интуицию.
Оставались Лейсман и члены брейн-ринговской команды. И — опять-таки Светлов… Что-то не позволяло мне вычеркнуть его из списка людей, способных пролить свет на эту ситуацию.
Лейсман говорил со мной подчеркнуто сухо и встретиться отказался, ссылаясь на занятость. Когда же я сказала ему, что звоню из приемной Анкутдинова и все попытки финдиректора уклониться от разговора со мной вызовут прямое неудовольствие главы фирмы, Аркадий Иосифович сменил гнев на милость:
— Хорошо, через час в ресторане «Лира». У меня там сейчас деловая встреча с иностранным партнером. После нее я смогу поговорить с вами. Но перед этим позвоню Тимуру Ильичу и проверю…
— Да ради бога, черт возьми! — облегченно выдохнула я в сторону.
По-видимому, Аркадий Иосифович все-таки что-то расслышал, и его не вдохновило забавное соседство в одной фразе бога и черта. Его голос стал совсем уж ледяным:
— Надеюсь, вы не станете отрывать меня от дел по пустякам, и ваш вопрос достаточно серьезен. До встречи, — и господин Лейсман соблаговолил дать отбой.
— Вот урод! — выругалась я.
— Это ты о ком? — поинтересовался все еще торчащий здесь Новаченко.
— Да так… А вы почему не охраняете президента, Тимофей Леонидович?
Глава 3
Зачет по высшей математике группы «Б» четвертого курса химфака университета подходил к концу. Настенные часы показывали половину четвертого, когда из-за угла длинного университетского коридора показались двое. К тому времени у двери аудитории, в которой шла сдача зачета, осталось три человека.
Из двоих вновь прибывших первый был коренастый молодой человек с бритым затылком, широким красным лицом и в сильном подпитии. Ноги его плохо слушались, а физиономия расплывалась в глупейшей довольной улыбке. Избрать путь по высокоамплитудной синусоиде ему не позволяла идущая рядом высокая девушка, крепко вцепившаяся в руку незадачливого выпивохи. Ее лицо, тонкое и миловидное, в настоящий момент было сильно озабочено.
— Что ж ты нажрался, кретин?
— М-м-м, — лаконично ответил тот.
— Опять с Казаковым «Анапу» жабали? Ты хоть бы сначала зачет сдал, а потом квасил, идиот!
— Да л-ладно тебе, Ленк, — наконец выдавил из себя что-то членораздельное любитель дешевых вин, — сейчас сдам…
— Тебя самого надо сдать — в «трезвяк», естественно! Горе ты мое!
Троица оставшихся у дверей аудитории при приближении парочки разразилась радостными приветственными воплями.
— Здорово, Кузнецов! Че это от тебя несет за километр?
— Пошел ты.
— А ты Светлова не видал?
— А че, его еще не было? — вмешалась в разговор Лена, не отпускавшая руки Кузнецова.
— Да нет. А что тут удивительного? Он в универ только по большим праздникам ходит.
— Куда уж больше — зачет у Смирнитского, — недовольно выговорила Лена. — Как, кстати, принимает?
— Да ниче, пидор сегодня добрый.
— Какой еще пидор?
— Смирнитский, конечно. Ты что, Бессонова, с дуба рухнула, что ли? Але, гараж!
— Кто следующий идет? — спросила Бессонова, равнодушно проигнорировав довольно нахальную фразу.
— Не знаю… Щас Мишка, потом Петров, потом я. А вообще он всех сейчас запустит, наверное.
— Шпоры есть? — пробурчал Кузнецов, приваливаясь к подоконнику и вытаскивая из рукава бутылку «Балтики» номер 9. — А то я ни хрена не рулю, че там…
Лена вырвала у него бутылку и, не обращая внимания на протестующее недовольное мычание, положила в свою сумку.
— Сдашь, тогда выпьешь.
— Ты глянь, — вдруг оживился безнадежно поникший и потерявший было весь смысл жизни Кузнецов, — Светлов идет!
Светлов был мрачен. Прямые светлые волосы растрепались, лицо казалось темным, больным и усталым.
— Я думал, опоздаю, — наконец сказал он, кивнув всем присутствующим.
— Ты что так поздно?
— Готовился.
— Ты? — хмыкнул Кузнецов. — Да ладно, Лех, хорош мозги канифолить!
— Знаешь что-нибудь? — спросила Лена.
— Да так… в легкую…
Дверь аудитории отворилась, и показалась бритая ухмыляющаяся физиономия. Вслед за лысой башкой показался и сам ее обладатель, по всей видимости, максимально удовлетворенный жизнью.
— Сдал, е-ка-лэ-мэ-нэ! — выдохнул он. — В цвет прокатило! Ништяк. Я же говорил тебе, что все будет нормально, — обернулся он к одному из еще не сдавших. — А ведь вчера ничего не знал!
Тусклые глаза Светлова при последних словах вспыхнули, и он, хотя и не принимал участия в разговоре, подошел ближе.
— Не хило! — продолжал разглагольствовать тот. — Я же говорил, «лекарство» покатит! А, Светлов! Че, опять ничего не знаешь, как всегда?
— Да так…
— «Да так, да так», — передразнил бритый, — а я вот вчера заплатил стольник, а сегодня все зацепил.
— Перцептин, что ли, купил? — бесцветным голосом произнес Светлов, и его слова прозвучали странно — то ли как вопрос, то ли как утверждение.
Бритый посмотрел на него с некоторым удивлением и даже с долей уважения.
— А ты откуда о нем знаешь?
— Ну-у-у, — пробормотал под нос Светлов, — знаю вот…
Бритый сплюнул и вразвалочку пошел по коридору.
— Ну так купи его, — внезапно громко сказал он через плечо. — Я вот весь курс за два часа выучил.
— Как придешь домой, посмотри в зеркало, умник, — холодно сказал Светлов, тупо пиная о стену сигаретную пачку.
Но бритый уже ушел.
Дверь аудитории распахнулась, и в проеме возникла тщедушная фигура Якова Абрамовича Смирнитского.
— Сколько осталось? Пятеро? Шестеро? А-а-а, Светлов? Какими судьбами, молодой человек? Но все-таки это превосходно — вы удостоили нас своим появлением, искренне вам благодарен. Ну-с, проходите… Превосходно, право, превосходно.
— Леш, тебе дать шпоры? — вполголоса спросила Бессонова.
— Лучше Косте дай, у него ж наверняка нет, — в тон ей ответил Светлов.
— А как же ты?
— У меня есть кое-что, отчего он мне сразу поставит зачет.
— Справка, завизированная министром образования? — иронически спросила Лена, входя в аудиторию.
— Да нет… Доказательство теоремы Ферма.
— Шутник, — фыркнула она, садясь за парту и волоча за собой отчаянно испускающего шлейф перегара Костю Кузнецова.
— Я думаю, вы отдаете себе отчет в том, Светлов, что мало смыслите в моем курсе, в частности, и в высшей математике в целом. Не скрою, такого тотального недопонимания, таких пробелов в изучении курса, слагающих, в сущности, совершенное игнорирование смысла тех скромных по современным меркам крупиц знания, что вы обязаны усвоить из моего предмета, я еще не видал.
Яков Абрамович внушительно поднял палец и посмотрел на скорчившегося перед ним Светлова с видом искреннего соболезнования и укоризны.
— Да-с, — дополнил он свою весьма содержательную речь. Из тона его определенно явствовало, что только катастрофический идиот может еще питать надежды на получение зачета. — Я думаю, нам имеет смысл увидеться на пересдаче.
— А я так не думаю.
— Что? — Пенсне оскорбленно подпрыгнуло на длинном носу Якова Абрамовича. — Вы что-то сказали, Светлов?
— Я думаю, мы не увидимся на пересдаче, Яков Абрамович. Я больше не буду учиться в университете.
— Да что вы такое говорите, молодой человек? — возмутился профессор, ожесточенно жестикулируя сухими морщинистыми ручками перед носом у студента. — Стыдно-с! Даже слушать не стану. Вы проучились почти четыре года непонятно как, но доучились до восьмого семестра, а теперь встаете в позу и говорите: не буду учиться. Это не по-мужски, Светлов.