Пора!
Я словом этим начал
Мою дорожную тетрадь.
Теперь оно звучит иначе:
Пора и честь, пожалуй, знать.
Ах, эти длительные дали,
Дались они тебе спроста.
Читали — да. Но ждать устали:
Когда ж последняя верста.
А сколько дел, событий, судеб,
Людских печалей и побед
Вместилось в эти десять суток,
Что обратились в десять лет!
Все верно: в сроках не потрафил,
Но прошу высокий суд
Учесть, что мне особый график
Составлен был на весь маршрут.
И что касается охвата
Всего, что в памяти любой, —
Суди по правде, как солдата,
Что честно долг исполнил свой.
Он воевал не славы ради.
Рубеж не взял? И сам живой?
Не представляй его к награде,
Но знай — ему и завтра в бой.
А что в пути минули сроки —
И в том вины особой нет.
Мои герои все в дороге,
Да ты и сам не домосед.
Ты сам, читатель, эти дали
В пути проверил и постиг.
В своем бывалом чемодане
Держа порой и мой дневник.
Душа моя принять готова
Другой взыскательный упрек,
Что ткань бедна: редка основа,
Неровен бедный мой уток;
Что, может быть, не ярки краски
И не заманчив общий тон;
Что ни завязки,
Ни развязки —
Ни поначалу, ни потом…
Ах, сам любитель, я не скрою,
Чтоб с места ясен был вопрос —
С приезда главного героя
На новостройку иль в колхоз,
Где непорядков тьма и бездна,
Но прибыл с ним переворот,
И героиня в час приезда
Стоит случайно у ворот.
Он холост, или же в разводе,
Или с войны еще вдовец,
Или от злой жены беглец,
Иль академик — на подходе,
Хоть не заглядывай в конец.
Но сам лишен я этой хватки:
И совесть есть, и лень, прости,
В таком развернутом порядке
Плетень художества плести.
А потому и в книге этой —
Признаться, правды не тая, —
Того-другого — знанья нету,
Всего героев —
Ты да я,
Да мы с тобой.
Так песня спелась.
Но, может, в ней отозвались
Хоть как-нибудь наш труд и мысль,
И наша молодость и зрелость,
И эта даль,
И эта близь?
Что горько мне, что тяжко было
И что внушало прибыль сил,
С чем жизнь справляться торопила, —
Я всю сюда и заносил.
И неизменно в эту пору,
При всех изгибах бытия,
Я находил в тебе опору,
Мой друг и высший судия.
Я так обязан той подмоге
Великой — что там ни толкуй, —
Но и тебя не прочу в боги,
Лепить не буду новый культ.
Читатель, снизу или сверху
Ты за моей следишь строкой,
Ты тоже — всякий на поверку,
Бываешь — мало ли какой.
Да, ты и лучший друг надежный,
Наставник строгий и отец.
Но ты и льстец неосторожный,
И вредный, к случаю, квасец.
И крайним слабостям потатчик,
И на расправу больно скор.
И сам начетчик
И цитатчик,
И не судья,
А прокурор.
Беда бедой твой пыл бессонный.
Когда вдобавок ко всему
Еще и книжкой пенсионной
Ты обладаешь на дому.
Не одному бюро погоды
Спешишь ты всыпать поскорей,
Хоть на почтовые расходы
Идет полпенсии твоей.
Добра желаючи поэту,
Наставить пробуя меня,
Ты пишешь письма в «Литгазету»,
Для «Правды» копии храня…
И то не все. Замечу кстати:
Опасней нет болезни той,
Когда по скромности, читатель,
Ты про себя, в душе, — писатель,
Безвестный миру Лев Толстой.
Ох, вы, мол, тоже мне, писаки,
Вот недосуг за стол засесть…
Да, и такой ты есть и всякий,
Но счастлив я, что ты, брат, есть!
Не запропал, не стал дитятей,
Что наша маменька — печать
Ласкает, тешась:
— Ах, читатель,
Ах, как ты вырос — не достать!
Сама пасет тебя тревожно
(И уморить могла б, любя):
— Ах, то-то нужно, то-то можно,
А то-то вредно для тебя…
Ты жив-здоров — и слава богу,
И уговор не на словах:
В любую дальнюю дорогу
На равных следовать правах…
Ты помнишь, я свой план невинный
Представил с первого столбца:
Прочти хотя б до половины,
Авось — прочтешь и до конца.
Прочел по совести. И что же:
Ты книгу медленно закрыл,
Вздохнул, задумался, похоже.
Ну вот. А что я говорил?
Прости, что шутка на помине,
Когда всерьез не передать,
Как нелегко и эту ныне
Мне покидать свою тетрадь.
Не то чтоб жаль, но как то дико.
Хоть этот миг —
Желанный миг:
Была тетрадь — и стала книга
И унеслась дорогой книг.
Уже не кинешься вдогонку
За ней во все ее края…
Так дочка дома — все девчонка,
Вдруг — дочь. Твоя и не твоя.
Скорбеть о том не много проку,
Что низок детям отчий кров.
Иное дело, с чем в дорогу
Ты проводил родную кровь.
И мне уже не возвратиться
Назад, в покинутый предел.
К моей строке или странице,
Что лучше б мог, как говорится,
Да не сумел.
Иль не посмел.
Тем преимуществом особым
При жизни автор наделен:
Все слышит сам, но. Как за гробом,
Уже сказать не может он,
Какой бы ни был суд нелестный…
Но если вправду он живой,
Он в новый замысел безвестный
Уже уходит с головой.
И, распростившись с этой далью,
Что подружила нас в пути.
По счастью, к новому свиданью
Уже готовлюсь я. Учти!
Конца пути мы вместе ждали,
Но прохлаждаться недосуг.
Итак, прощай.
До новой дали.
До скорой встречи,
Старый друг!
1950–1960