Схватили турки красотку Яну
И посадили на вороного.
Угнать решили полем-низиной,
Полем-низиной в село к татарам.
Вытирая кулаком слезы, отец поднялся и встал рядом с детьми:
«Прощай, Иова, брат мой родимый!»—
«Будь же здорова, сестрица Яна!»
Нет глаз у Иова, чтоб взглянул он,
Нет рук у Иова, чтоб мог обнять он,
Нет ног у Иова, чтоб проводил он!
Во дворе коротко залаяла собака, и песня оборвалась. Отец бросился к выходу, но его остановил Христо:
— Не выходи,— сын схватил сумку и обнажил кинжал.— Посмотри, Иванна, в окно. Только не подходи близко.
Собака перестала лаять. Христо облегченно вздохнул и обтер рукавом лицо.
— Ничего не вижу,— прошептала сестра.
— Так, так,— соображал Христо.— Отец, открой дверь и прикрикни на собаку. Или она мертва, или там свой!
Рука Петра еще не легла на щеколду, а уж в дверь кто-то постучал трижды, с небольшими паузами.
— Рашид,— обрадовался старик.— Ну, конечно... Господи!
Он рванул на себя дверь, и все увидели турка. Не переступая порога, Рашид выпалил, захлебываясь от одышки:
— Под утро придут сеймены! Облава!
И тут же скрылся в ночи.
— Ой, Христо,— девушка кинулась к брату.— Тебя поймают!
— Спокойно, я сейчас уйду... А там пусть ищут. До утра я успею попасть на Балканы! Самодива1 встретит меня и сохранит,— Христо вложил кинжал в ножны и обнял сестру.— Ну а теперь прощайте... Ждите вестей от меня. Иванна, сестра, держись... Ты у меня настоящий юнак. Ну, все, пора... Пойдешь на могилу матери, поцелуй ее за меня. Слышишь, Иванна, три, десять, сто раз. И бабушку обними!
— Слышу, Христо!
— Ухожу... Ну, прощайте!
Христо ушел, словно его и не было. Иванна слышала, как на дворе заскулила собака. Отец, схватившись за грудь, медленно опустился на пол...
До утра ни Петр, ни дочь не сомкнули глаз; лежали молча, рядом на топчане, ожидая турок. Терялись в догадках: или жандармы прознали о Христо, или должна быть очередная облава.
На рассвете Иванна задремала, и, боясь ее разбудить, отец вылез из-под одеяла, взглянул на дочь и на цыпочках вышел во двор. Село просыпалось. Хлопали калитки. В соседнем саду блеяла коза. На крышах серебрился иней. На сердце Петра стало легко, и он засмеялся. Ничто не предвещало новой беды. Он знал: Христо давно уж в горах.
31
Дорога к белокаменному дому командующего тянулась по крутому склону. Огороженный забором особняк возвышался над городом и поэтому виднелся со
всех сторон. Когда Знаур остановился перед генеральской усадьбой, из раскрывшихся ворот выехала карета. Ворота тотчас захлопнулись, и на улицу вышел солдат. Бросив ружье на левое плечо, он начал вышагивать от калитки до ворот и обратно. Знаур проводил взглядом карету и приблизился к воротам. Он несколько раз пытался обратиться к солдату, но опасался его строгого вида. Кто знает, сколько бы он простоял так, не появись из усадьбы офицер.
Тут Знаур вовсе оробел и даже собрался уходить, проклиная себя за то, что согласился поехать в город с прошением.
— Чего пожаловал? — грубо спросил офицер.
Обрадованный Знаур засуетился. Он никак не мог
найти карман.
— Ты что, барана ищешь или чешешься?
Знаур вытащил прошение и подал офицеру.
— Вот... Бери!
Офицер, взглянув на бумагу, однако не взял ее. Знаур стоял перед ним с протянутой рукой, растерявшийся, не зная, как поступить. И тогда он вспомнил тех, кто послал его с прошением, и посмелел.
— Бери,— глухо произнес он.
Офицер оглядел его недобрым взглядом и присвистнул:
— Однако ты настойчив.
— Бери,— повторил Знаур.
У него раздувались ноздри, на смуглом лице ходили желваки. Офицер вырвал из рук Знаура прошение.
— Бродят тут, разбойники. В Сибирь бы их... И чего только их пускают в город? — недовольно проворчал он.— Того и гляди вонзят кинжал в спину.
Знаур терпеливо ждал, когда офицер удосужится взглянуть на прошение.
— Идем,— позвал офицер и, пригнувшись, исчез в калитке.
Одернув кинжал, Знаур последовал за ним. Во дворе, справа от калитки, стоял домик, похожий на сторожку, в каких на Кавказской линии жили казаки. Вошли туда. Усевшись за низкий широкий стол, офицер громко крякнул, бросил на стол прошение.
Ну-с, с чем пожаловал? Так-с! Так-с!
В какой уже раз Знаур обращался про себя к богу, чтобы тот помог ему в деле, за которое взялся он не по своей воле. Стоя перед офицером в почтительной позе, Знаур боялся чем-либо вызвать новый гнев русского.
— Выходит, самому командующему вздумали подать прошение? М-да! — офицер взял двумя пальцами гербовую бумагу и поднес к глазам.— «До водворения русской власти на Кавказе,— читал он вслух,— мы жили в горах, где вместе с фамилией Тулатовых пользовались наравне землей пахотною, сенокосом и пастбищными выгонами. Наконец, по принесению покорности правительство предложило горным жителям заселить плоскость, почему мы с Тулатовыми и поселились около Владикавказа...» Покорность, значит, проявили? Да вы и в могиле разбойничать будете! Ну а на что же жалоба? Тулатовы не дают вам пользоваться землей? Ай-ай! Несчастные. Наравне со своими господами хотите жить?
Знаур не мог понять, то ли офицер обращается к нему, то ли разговаривает сам с собой, и поэтому на всякий случай кивал головой. В помещение втиснулся солдат, встал у двери, облокотившись на ружье. Офицер обратился к нему, и солдат принял положение «смирно».
— Что, Иван, и ты хотел бы жить, подобно своему барину? А?
— Никак нет, вашблагородие!
— А отчего же?
— Больно уж хлопотно быть барином,— осклабился солдат.
— Ха-ха! А вот он не прочь! Хорош, каналья! Да как ты смел беспокоить его превосходительство пустяками? — неожиданно крикнул офицер.— Да я тебя сейчас отправлю на гауптвахту! — Он ожесточенно смял прошение.— Чтобы и ноги твоей не было в округе, каналья!
Остался далеко позади господский дом, а Знаур все бежал, пока его не окликнули.
— Эй, добрый человек!
Знаур остановился, лицо его горело. Перед ним стоял незнакомый мужчина.
— Да будет счастлив твой день,— приветствовал незнакомец.— Прости меня, я обратился к тебе, но у меня не было другого выхода.
— Пусть у моего врага будут такие дни, что бог дал мне сегодня,— со злостью ответил Знаур.— Прости меня, брат, наверное, я похож на зайца, которому приснился волк?
Незнакомец засмеялся шутке и спросил в свою очередь:
— Вижу, ты в городе свой человек, не то, что я... Скажи, как мне найти дом русского генерала.
Сплюнув в сторону, Знаур выругался:
— Сгори он перед тем, как ты войдешь в него.
— Разве генерал твой враг?
— Задушить бы его вот этими руками, а потом самому умереть. Да разве даст бог бедному человеку такое счастье!
— Извини меня, добрый человек, за мое любопытство, но мы разговариваем, и кто знает, не братья ли встретились? Мой отец говорил мне, что у него в долине много друзей...
— Я из рода Кониевых... Если ты спросишь в Тулатово Знаур а, то тебе каждый укажет его дом. Будешь в моем краю — не проходи мимо.
— Спасибо, Знаур. Ну а Еналдыко Кайтова в Уа-ладжире знают все... Тебе не будет стыдно, если ты назовешь его имя.
— Да продлит бог жизнь в твоем доме,— Знаур приложил руку к сердцу и слегка поклонился.— Какое дело привело тебя сюда? Я только что оттуда, куда идешь ты, Еналдыко. Ходил с прошением...
— Ты смотри... Я тоже с прошением! — Еналдыко захлопал в ладоши, извлек из-за пазухи лощеную бумагу.— Понимаешь, старшина замучил... Сына моего побил, а он у меня слепой. Боюсб поднять руку на обидчика: в тюрьму посадят... Не за себя боюсь, за сына, кому он нужен такой. Ну, я пойду!