Кончилась песня, и весь еще во власти ее, Александр, приподнявшись на локте, задумался.
— Молодцы, земляки! — воскликнул денщик, подхватив плошку с мясом.
Верещагин обратился к казакам:
— Спасибо, станичники, Ступайте отдыхать... Иван, поставь им но чарке.
— А то как же! И не пожалею.
— Знаю тебя, сам ешь, а руки дрожат с куском. Ну, ступайте, казачки милые.
Песенники, повеселев, столпились вокруг Ивана, который подносил каждому полную чарку вина.
Вдруг в той стороне, где расположилась пехота, прорвал тишину ружейный выстрел, а вслед за ним чей-то крик «Ур-рра!» бросил людей к козлам. Поднялся топот, послышалась торопливая команда. Но тут же раздался властный голос: «Отставить!», и снова все успокоилось.
Мимо проехал рысцой донской казак. Его узнали по свисавшим чуть ли не до плеч усам.
— Эй, Гаврилыч!
Казак придержал коня, развернул его.
— Вот, я те дам Гаврилыч!
На это владикавказцы загоготали.
— Так мы шутку ем!
— А что, станичник, не слыхал ли ты, скоро мир будет? Надоело уж — все воюем да воюем!
И снова дружный хохот.
— Аль по бабе соскучился? Так сходи на туретчину, там, балакают, красавиц богато,— не остался в долгу проезжий. — Прощевайте, земляки. Вернетесь до дому вперед нас — так кланяйтесь Дону!
Он заметил пирующих офицеров и явно желал обратить на себя их внимание: авось да угостят чаркой вина. Не дождавшись, сверкнул белками глаз и отъехал. Но тут же вернулся и, осадив коня, крикнул:
— Счастливо оставаться, станичники! — и снова он посмотрел в сторону офицеров.
Сотник, наблюдавший за донцом, понял нехитрую уловку и окликнул его:
— Казак, пойди сюда!
Тот вмиг оказался возле и лихо щелкнул каблуками.
— Держи, службу знаешь.
— Рад стараться, ваше блогородие!— и поднес чарку ко рту.— Ваше здоровье!
Казак повеселел, он обтер губы, вскочил в седло и, пришпорив коня, запел:
Заночуй, казаченько,
Заночуй со мной.
Заночуй, молоденький,
Хоть ночку со мной...
Выхватив из жара шампур, денщик ловко срезал мясо на плоскую деревянную тарелку. Наполнив, поставил ее перед господами. Гайтов вытащил ножичек, бывший тут же при кинжале, и ткнул им в тарелку. Глубоко вдыхая знакомый с детства запах жареного мяса, он, однако, есть не стал. Это заметил хозяин и забеспокоился: «Не нравится ему. А мне, напротив, кажется, что съел бы всего барана». Обеспокоенный Александр обратился к Гайтову:
— Индрис, почему ты не ешь?
Гость постучал пальцем по пустому ковшу:
— Наливать надо вино... Шашлык и вино — как родные братья.
— Фу, а я не догадался предложить еще по чарке,— засуетился хозяин и приказал денщику: — Вытащи бочонок и разлей господам офицерам!
Второй гость, командир дивизиона, молчавший весь вечер, сразу же оживился:
— Ай, молодец Александр! Хорошее вино сердце веселит.
— «Век живи—век учись», говорят у нас,—Александр нетерпеливо поглядывал, как денщик разливает вино; ему казалось, что делает он это чересчур медленно, и сердился на него, готов был взяться за дело сам.
Дружно чокнувшись, приложились к ковшам, молча выпили и сразу же потянулись к закуске.
— Как вы думаете, господа, когда начнется переправа бригады? — спросил Александр, обтирая губы салфеткой.— Право же, уж надоело ждать. Ехал спешно на войну, а попал на отдых. Слышали, господа, новость? Главнокомандующий Абдул Керим-паша поклялся, что русские не решатся на переправу у Си-стова.
— Почему? — спросил Есиев.
— Укрепление, крепость, крутой берег... Только безумцы решатся на такое.
— Эх, был бы приказ...— вздохнул Гайтов.
— Паша сказал, что скорее у него на ладонях вырастут волосы, чем русские рискнут!
— Он большой шутник,— Есиев погладил рукоятку кинжала.
— А не кажется вам, господа, что это так. Похоже, наши готовятся брать Никополь и Рущук... Уже третий день артиллерия обстреливает эти крепости.
Поручик Гайтов, не переставая есть, молча протянул ковш денщику, и тот проворно схватил бочонок. Подставил посудину и командир дивизиона Есиев.
— Никто ничего не знает, в секрете держат,— проговорил Есиев.— Известно одно: люди рвутся в дело...
Александр взял с тарелки горячий кусок мяса, подкинул на ладони, подул на него и, прежде чем откусить, сказал:
— С такими казаками скоро до Стамбула дойдем!
Сотник ел быстро, обжигаясь с непривычки, а когда покончил с куском, потянулся за другим:
— Бог ты мой, как вкусно! Пожалуй, сейчас нам до Стамбула далеко, надо прежде Дунай перейти...
Сидел Александр, поджав под себя ноги по-восточному. Попав впервые в общество охотников, Верещагин старался во всем подражать им. Но у него еще не все получалось, и он от этого страдал.
— Казак много спать будет — скоро ленивым станет,— Гайтов чокнулся с Есиевым, дождался, когда наполнят ковш Александру, с ним чокнулся.— Пусть бог помогает нам!
— Оммен! — сказал Есиев.
— Дай бог! — поддержал Александр.
Выпил Гайтов и, не закусывая, опрокинулся на спину, задумался.
— Запах пороха щекочет нервы.— Александр оглянулся на денщика, и тот удалился, прихватив полный шампур с недожаренным мясом.
Он двигался по-утиному и боялся выплескать вино из глиняной чашки, которую раздобыл у румына.
Устроившись у входа в палатку, он, не мешкая, приложился к вину. Высокая лохматая папаха его съехала на затылок. Было слышно, как он вздохнул, свободно, глубоко.
— Не к теще ехали, а на войну и вдруг остановились на виду у неприятеля,— Александр последовал примеру Гайтова и тоже опрокинулся навзничь.
Тишина. Бивуак ушел на покой. Мимо проскакал
всадник, и опять стихло вокруг. Есиев оперся на локоть и подбросил в огонь сучьев.
— Государь прибыл, где-то поблизости от Зимниц остановился,— Есиев лениво зевнул.— Ну, что, господа, пора спать, завтра может случиться переправа. Только в каком месте?
— Надо полагать, там, где войска,— Верещагин вытер подбородок.
— Ха-ха! Они по всему берегу Дуная,— весело сказал Есиев.
Смутившийся Александр что-то' пробормотал. Не заметив, однако, смущения сотника, Есиев воскликнул:
— Держу пари, переправа будет против Систова!
— Значит, тебе известно? — обернулся к нему Гайтов.
— Мне так хочется!
— Послушай, Асламурза,— Гайтов понизил голос,— что там натворил Мамуков?
Отодвинув от себя пустую плошку, Есиев сел и подкрутил кончики пышных усов.
— Господам, непременным членам съезда^ мировых судей Владикавказского мирового округа, в просьбе отказано!
Все засмеялись шутке командира дивизиона.
— Нет, правда, как с ним, беднягой, велено поступить? Ему охота воевать, он уж очень просил меня поговорить с тобой. Я обещал ему. Ты же знаешь, что мы с ним из одного аула.
— Эх, Индрис, да разве мы можем сейчас отпускать отсюда всадника? Война начнется, и мы все пойдем в строй. Ты что, никогда в бою не был? Судьи требуют посадить Ебаза Мамукова в тюрьму на шесть месяцев. Бараны, а не люди! Он оскорбил чиновников, но те не успели надеть на него кандалы... А оскорбил за что? Не отпускали его в полк из-за того, что долг у него был перед канцелярией. На вот, читай сам, что они пишут,— Есиев вытащил из внутреннего кармана пакет, передал Гайтову.
Повернувшись спиной к костру, Гайтов протер глаза, откашлялся:
— Ну-ка, посмотрим. «Съезд мировых судей, рассмотрев в распорядительном заседании рапорт...» — Индрис возмутился.— Их бы сюда, законников... «При-
говор не может быть приведен в исполнение за выбытием его в поход с Терско-Горским конно-иррегулярным полком в Дунайскую Армию...» Да ну их к черту,—Гайтов вернул Есиеву письмо и снова улегся на спину.— А что решил генерал?