такую же, как у него с Бабу. Длинное с тонкими чертами лицо обросло черной щетиной, взлохмаченная борода покоилась на широкой груди. Бекмурза с силой потянул за высокий воротник своего бешмета. «Да убережет меня бог от такой смерти»,— подумал он и медленно поднялся на ноги. Бабу тоже попытался привстать, но рука друга легла ему на плечо.
— Сиди, это же покойник. Нельзя его покидать. А как же? Осетины мы или кто? — проговорил Бекмурза и удалился.
Едва стихли его шаги, как появился Фацбай. Он не задержался: взглянул на убитого и ушел, сказав:
— Хорошо, что он унес с собой имя своего отца. Хоть в этом похож на мужчину!
Один за другим подходили люди, смотрели на убитого и молча возвращались на позицию. Даже ротмистр пожаловал. Кому же хотелось найти на болгарской земле позор?
Когда Бабу остался один, у него промелькнула горестная мысль. «Где-то его отец, думает, наверное: вот придет сын, женю его, и будут у меня внуки... Брат пошел против брата! Не родился я сыном для своей матери, если не узнаю его имя».
Поспешно вернувшись к друзьям, Бабу присел рядом с Бекмурзой и прошептал ему на ухо:
— Пойду к туркам...
— Что?! — удивился тот.
Урядника услышал Фацбай: не зря же они были лучшими разведчиками в сотне.
— Куда ты собрался?—проговорил Фацбай И, схватив Бабу за рукав, притянул к себе.
— Хочу поймать турка... Не может быть, чтобы на той стороне не знали его имени,— урядник кивнул головой в сторону чащи.
Фацбай отпустил Бабу:
— A-а! Так бы ты и сказал сразу... Да, нужно узнать его имя, иначе какие мы осетины? Как можно похоронить человека без этого.
— Ты собрался хоронить? — быстро спросил Бекмурза.
Фацбай опешил и, помедлив, ответил:
— Почему я, а не ты?
— Кто-нибудь да сделает свое дело. На земле он не останется, — строго сказал Вабу.— Придется отправляться на ту сторону, но боюсь, Зембатов не отпустит.
— Возьми меня с собой,— попросил Бекмурза.
Но урядник покачал головой:
— Нет, ты у меня вчера перехватил турка.
— Э-э, зачем ты обижаешь меня? Мы же вместе его взяли,— поспешно возразил Бекмурза.
— Все равно не проси,— решительно отказал Бабу.
У Бекмурзы даже перехватило дыхание от обиды.
Ему, который с тем же Бабу вплавь переправился через Дунай на берег, занятый турками, теперь не доверяют? Кто знает, что бы сделал Бекмурза, будь на месте Бабу кто-нибудь другой. Но с ним они родственники. Когда аульцы отправляли Бекмурзу на войну, Бза на прощанье сказал: «Тебе надо найти Бабу, он ведь тоже на войне. И смотри, если один из вас запятнает нас позором, то ему лучше остаться на чужбине. Да и другой пусть не возвращается домой». Кто-то спросил Бза, зачем же так наказывать товарища? В чем же будет его вина? На это старик ответил: «Каждый должен вовремя удержать брата от дурного поступка»,
— Смотрите! — прошептал Фацбай.— Турок!
Из леса, перед которым вчера проходила вражеская позиция, вышел турок и посмотрел в сторону балки, в которой укрылся дивизион. Потом он оглянулся назад и, сильно пригнувшись, быстро пересек поляну. Сделав шагов двадцать, остановился, повел головой по сторонам и опять двинулся вперед. Прибежал хорунжий Хоранов, зашептал:
— Смотрите, не вспугните его... Зембатов сказал, что он не похож на лазутчика. А там кто его знает?
Бабу подался вперед, но его удержал хорунжий.
— Христо?! — Бабу оттолкнул все еще удерживавшего его Хоранова и выскочил на поляну.
— Бабу!
Христо в два прыжка оказался среди осетин и попал в крепкие объятия Бабу.
— Дорогой мой... Бабу!
— Брат! Христо!
Бабу вытер набежавшую слезу, чем немало удивил Бекмурзу, который, устыдившись за него, отвернулся и неодобрительно присвистнул.
— В Сербии воевали... Побратимы мы с ним! — проговорил взволнованно Бабу.
Христо откинул полу кафтана, и все увидели кинжал в серебряных ножнах. Тогда осетины теснее обступили болгарина, а Бекмурза заглянул ему в лицо.
— Побратим, говоришь? — Бекмурза обнял Христо.— Так это ты о нем все вспоминал.
— Ну, рассказывай,— попросил Бабу.— Где ты был после того, как мы расстались?
— О, сколько мне надо поведать тебе... Я же немного пробыл у Гурко. Какой генерал! Лев! И солдаты похожи на него... Попал я со своими гайдуками в роту пластунов, как раз перед атакой турок. Перед нами с войском стоял сам Сулейман-Паша. Это был не бой, а ад, Бабу. Э, в Сербии мы не воевали! Ты бы посмотрел, Бабу, как унтер-офицер подхватил знамя и ринулся вперед! Пуля попала ему в живот, но он не сразу выпустил знамя. Потом знамя подхватил подполковник Калитин и крикнул: «Ребята, наше знамя с нами, вперед!» И тут же упал с коня: его тоже убили. Герой был! Эх, Бабу, жаль тебя не было с нами в том бою... Ну ладно, пойду к вашему командиру. Я еще приду к тебе, Бабу,— друзья обнялись.— А ты знаешь, что сказал болгарам Гурко? Я на всю жизнь запомнил его слова: «Вы показали себя такими героями, какими вся русская армия может гордиться». Бабу, как ты думаешь, пришел туркам конец?
— О, конечно, Христо!
— Спасибо, Бабу! Ну, я пойду.
Хорунжий указал Христо, куда идти. За ними двинулись Бабу и Бекмурза. Болгарин часто оглядывался на них и кивал головой. С его лица не сходила улыбка. Когда они проходили мимо убитого осетина, Христо остановился и неожиданно снял шапку.
— Проклятые турки,— проговорил болгарин вполголоса.
Бабу схватил Христо за плечи, прерывающимся от волнения голосом спросил:
— Ты знал его?
Опечаленный болгарин кивнул головой и присел рядом с убитым.
— Когда турки узнали о вашем дивизионе, они привезли из-под Кареа двух осетин, думали подослать их к вам...
Бабу с ненавистью посмотрел на убитого.
— Но ваш брат отказался, и тогда турки долго мучили его. Потом, он согласился, — болгарин нагнулся и поправил раскинутые полы черкески убитого.
— Собака! — воскликнул Бекмурза.
Вздрогнул Христо, посмотрел на него снизу вверх.
— Почему ты ругаешь его? — в голосе болгарина послышалась угроза.
— Он изменник,— вмешался в разговор хорунжий.
— Пусть в моем народе будет побольше таких изменников, как он,— мягко сказал Христо.— Турки обрадовались, когда осетин решил проникнуть к вам и склонить на предательство. Вывели вашего брата в лесок двое сопровождающих. Один тут же погиб от его руки, а другой успел выхватить саблю... Турки думали, что он погиб... Как он приполз сюда? Слышал я о нем от самих турок... Ну, пойдем к командиру...
Переглянулись Бекмурза и Бабу, опустили низко головы. Уже стихли шаги Хоранова и Христо, а они все еще стояли над убитым.
— Принеси мою бурку,— произнес, наконец, урядник.
Бекмурза ушел и вскоре вернулся с двумя бурками. Расстелили бурку Бабу и бережно перенесли на нее тело земляка, а буркой Бекмурзы укрыли.
... Блеснула сталь в руках друзей. Они вонзили клинки в холодную землю. К ним присоединился и Фацбай. Затем их сменили. Сотня молча копала могилу.
... Под ветвистым каштаном вырос безымянный курганчик. Убитый унес с собой тайну: имя своего отца.
После боя у Дели-Сулы Тутолмин получил первый рапорт Левиса. Полковник очень подробно писал ему: «Осетины дрались со свойственной им отвагой, и меткие выстрелы их заставили неприятеля отступить через глубокий овраг и занять позицию по другую сторону оврага... Несмотря на отчаянное сопротивление,
276
в третий раз были сбиты турки и бежали. Позиция у Дели-Сулы занята с бою. Считаю своим долгом доложить об отличной распорядительности командира осетинского дивизиона ротмистра Есиева, об отличиях, оказанных сотенными командирами Дударовым и Зембатовым и прочими офицерами, а также о храбрости и мужестве нижних чинов. Покорнейше прошу ходатайства Вашего о воздаянии по заслугам как офицеров, так и нижних чинов, более отличившихся в этом деле».