С осени обычно привозили на подводах шлак, и каждый хозяин взбирался на чердак и утеплял свою стену. Но к середине зимы шлак проваливался, слеживался, уползал неизвестно куда, и стены снова отвечали на стук звонким гулом.
В школе было то же самое.
Где брать уголь?..
Угольный склад — обыкновенный деревянный навес — находился на задах бани за высоким забором из железных прутьев. В нескольких местах прутья были раздвинуты, но лазы замотаны колючей проволокой.
В одном месте, внизу, нам с Витькой удалось немного раздвинуть прутья.
Метнули монету: нагребать выпало мне.
Я затянул потуже фуфайку, затолкал за пазуху мешок, просунул в щель голову. Коли голова там, значит порядок! Потихонечку, ползком протиснулся за ограду. А сердце так и бухает. Стало жарко. Огляделся по сторонам и, пригнувшись, перебежал под навес, где горой лежал уголь. Достал мешок и быстро-быстро стал нагребать в него матовые комья со снегом и угольным крошевом. Выбирать было некогда. Я проворно работал руками, встряхивая мешок. Запыхался. Пот щипал глаза. Вдруг слышу короткий свист.
Витька предупреждал об опасности. Я схватил мешок и метнулся к ограде. Вот, думаю, влип! Если схватят, что тогда будет?..
Когда торопишься, все не так получается. Мне бы сначала самому пролезть, а я мешок толкнул Витьке и только потом стал выбираться сам. Фуфайка зацепилась за прут, и я услышал треск рвущейся материи… Я застрял.
Кто-то схватил меня за ноги и потащил обратно. И вот я перед кочегаром, пожилым дядькой с черным морщинистым и прокопченным лицом. Он ухватил меня за шиворот и поволок к бане.
— Дяденька, отпустите его! — скулил Витька поту сторону ограды. — Мы больше не будем, дяденька! Отпустите!..
Кочегар не обращал внимания на Витьку и, как арестанта, вел меня под конвоем. В конторке лысый немолодой завбаней записал мою фамилию, где живу, где мать работает, номер школы, постыдил и сказал, что отправит меня в милицию.
«Ну, что ж, — подумал я, — в милицию так в милицию. В кутузку, наверное, посадят. Что с мамой тогда будет?»
Просидел я, наверное, часа два, а то и больше. Есть захотелось, живот подвело. А милиционер все не появлялся.
В конторке у завбаней тепло, меня разморило, и я начал подремывать. Сон какой-то чудной приснился: будто я на высокой скале и у меня крылья, как у орла; смотрю я вниз, а там огромная гора угля, и лысый завбаней с ружьем ходит. Взмахнул я крыльями! Завбаней вскинул ружье и пальнул по мне. Я начал падать с высоты и… проснулся.
В коридоре слышались детские голоса. Дверь распахнулась и в конторку ввалился чуть ли не весь наш класс. Только Витьки не было, видать, побоялся идти. Мария Филипповна объяснила, что она учительница, что в школе нечем топить, поэтому ребят и послали раздобыть немного топлива — нет, не воровать, конечно! Это больше никогда не повторится. И весь класс просит отпустить меня.
— Да, плохо дело, — сказал завбаней. — Я вашего воришку хотел в милицию отправить…
— Дяденька, пожалуйста, не надо! Он больше не будет. Алешка, скажи, что ты больше не будешь!
— Я уже говорил…
— Мы даем честное слово, — сказала Мария Филипповна.
— Ладно, преступника можете забрать, — разрешил завбаней.
Ребята заулыбались, весело заподмигивали, а мне захотелось плакать, и я закрыл глаза рукавом фуфайки.
— Ну, а как же быть дальше? — спросил завбаней. — Школе без угля тоже нельзя… Вот что, товарищи дорогие! Так и быть, дам вам немного угля.
Мария Филипповна принялась благодарить, ребята поддакивали ей нестройным хором.
— Не стоит благодарностей, — сказал заведующий баней, поднялся из-за стола и, припадая на хромую ногу, направился к выходу. — Уголь-то нагребать есть во что?
С гомоном, толкая друг друга, выкатились мы из комнаты, где я провел несколько часов заключения.
На другой день мы так натопили в классе, что можно было сидеть без пальто и шапок.
МЕСТЬ
— Вот, гляди, — сказал я Генке. — Подойдет?
Между нашими бараками теснились два ряда разномастных сараюшек. В одном месте когда-то был оставлен проход, но затем им перестали пользоваться и завалили разным хламом — дырявыми ведрами, кофейниками, битым кирпичом, обломками шифера и прочей рухлядью. Проход был неширокий, но нам много места и не надо.