И, думая так, я был горд и счастлив.
В полном неведении о судьбе отца мы с мамой прожили до самого конца войны.
После Победы возвращались те, кто остался в живых. Но были еще и пропавшие без вести. Мы с мамой ждали.
В сорок девятом году маме удалось поехать в отпуск на Украину. В Харькове и Киеве она разыскала своих давних друзей и товарищей отца.
Вернулась мама уставшей, постаревшей, с грустными глазами, в которых навсегда угасла надежда. Отец на самом деле был направлен на подпольную работу в тыл врага. Вероятнее всего, он погиб. Многие там погибли. Документы не сохранились. Обстоятельства гибели неизвестны…
Я уже имел к этому времени паспорт и полгода проработал на заводе. И потому, как взрослый, обнял мать и сказал:
— Ничего, мама! Все страшное уже позади.
«СЕКРЕТ НА СТО ЛЕТ»
Было невероятно: Евгений Митрофанович разгадал наш код! Буква в букву, слово в слово расшифровал весь текст — и это потрясло нас. Нам казалось, что разгадать код невозможно, а Евгений Митрофанович сделал это меньше, чем за час.
А началась эта история в тот день, когда мы выпускали стенгазету. Нет, даже раньше…
Был сентябрь 1945 года. Мы — пятиклассники. Весной распрощались с начальной школой.
Из барака наша школа снова перебралась в старое четырехэтажное здание красного кирпича. Кругом все покрашено свежей масляной краской: стены — голубой, пол — суриком, классная доска — лаково-черная. После тесного и приземистого барака казалось, будто мы очутились во дворце. И заветный четвертый этаж с таинственными кабинетами химии и физики — теперь наш. И учителя — по каждому предмету отдельно.
Сами себе мы казались самостоятельными людьми и потому несносными для наших родителей и учителей.
Я почему-то начал стесняться ходить по улице рядом с матерью и шарахался от ее ласки. Честное слово, я не старался грубить. Само собой как-то так получалось.
Почти все лето — две смены — я провел в пионерском лагере. Загорел, накупался вволю и даже поправился на три килограмма шестьсот граммов.
— Не могу понять, — сказала мама, — где они у тебя, эти три с половиной килограмма?
— Как — где? А это что?! — И я согнул в локте руку, показывая выпуклости мускулов.
— Господи! — сказала мама и потрепала мой чуб. — До чего ж ты еще дистрофик.
…Мы не слышали звонка на урок и не заметили, как в класс вошла Лисичка — наша классная руководительница. Она преподавала биологию. А Лисичкой мы ее прозвали за то, что у нее был острый носик, тоненький голосок, и, кроме того, она всегда хитро щурила глазки.
Лисичка пришла не одна, рядом с ней стояла незнакомая девочка. Раскрасневшиеся, запыхавшиеся, мы расползлись по партам.
Лисичка сощурила глаза:
— Так вы готовитесь к уроку?!
Она подождала, пока стало тихо, и прежде, чем покинуть класс, представила девочку:
— Яна Полиневич будет учиться в нашем классе.
Новенькую посадили на третью парту, прямо передо мной — белобрысая голова с короткими косичками вразлет.
Вошел историк Евгений Митрофанович.
Евгений Митрофанович — демобилизованный офицер-танкист. Орденские планки на кителе с левой стороны и нашивки за ранения с правой. Половина лица у него в серых крапинках — след от ранения.
Историк сделал перекличку по журналу. Новенькой в списке не было, но Евгений Митрофанович заметил ее и спросил — кто она, из какой школы переведена.
— Я не из школы, — сказала новенькая, вставая за партой. — Я из детского дома.
— Ты там кончила четвертый класс?
— Да. Но теперь я живу с бабушкой.
— А где твои родители?
— Мама погибла при бомбежке, а папа еще в Германии. Он должен скоро приехать за нами, и мы вернемся домой, в Белоруссию.
Евгений Митрофанович выслушал Яну, а когда она кончила, стал говорить о войне, о танковых атаках, о разведке боем, об освобождении Праги, о своих товарищах-танкистах, многие из которых не вернулись…
— Давайте, — сказал Евгений Митрофанович глухим, торжественным голосом, — почтим память тех, кто погиб, минутой молчания!
Мы встали. Никогда на уроке не было такой тишины. И урока такого у нас никогда не было.
Прозвенел звонок. Евгений Митрофанович посмотрел на часы.
— То, о чем мы сегодня говорили, когда-нибудь станет историей. Новый параграф выучите дома сами.
На перемене девчонки окружили новенькую. Она говорила немного странно: вместо «я» произносила «а» — «отрад», «порадок». И еще картавила.