ВОЗВРАЩЕНИЕ В СТРАНУ ДЕТСТВА
В сорок седьмом году нам с Витькой исполнилось по четырнадцать, и перешли мы в седьмой класс.
Витька был намного длиннее меня, и за это его называли Фитилем. Поскольку мы почти всегда ходили вместе, нас дразнили — «тощий и тонкий». Кто из нас был «тощим», а кто «тонким» — мы не знали и не очень интересовались.
Витька увлекался марками и монетами, или, как он важно говорил, филателией и нумизматикой. Немало марок ему подарила Яна, когда уезжала в Белоруссию. Собственно, с того и началось Витькино увлечение филателией. Он мечтал собрать самую лучшую в мире коллекцию монет и марок, разбирался в валютах и даже знал, где и когда бывала девальвация. Витька всегда таскал с собой небольшой самодельный альбомчик с «обменным фондом» и при случае устраивал торги. Пацаны с любопытством собирались вокруг него и тыкали в альбом свои носы, а Витька важно объяснял: Перу, Чили, Гватемала.
Я увлекался минералами. Тоже Янкино влияние. Моя коллекция разместилась в пяти картонных коробках из-под ампул. Каждый камешек лежал на вате в отдельной ячейке, на стенке была приклеена табличка с названием на русском и латинском языках. Все было вполне научно и солидно, как полагалось по «Определителю минералов». Правда, у меня не было ни алмазов, ни рубинов: были только разные сорта гранита, мрамор нескольких цветов, слюда, полевой шпат и прочее.
Я мечтал пройти вдоль и поперек весь Ильменский заповедник и вообще весь Урал. Иногда мне даже снилось, как я с геологическим молотком в руках и рюкзаком за плечами взбираюсь по каменистым кручам, отбивая от скал кусочки пробы.
Правда, это не мешало мне иногда получать двойки по естествознанию и географии, как, впрочем, нумизмату Витьке по истории.
Нельзя сказать, что мы все время занимались только своими коллекциями. Мы увлекались футболом, жгли костры на огородах, рыбачили.
Одно время я очень увлекался рисованием, еще ходил в математический кружок, потом в хоровой и драматический сразу.
Каждое мое увлечение мама встречала с неодобрением:
— Опять что-то новое? Никак ты не можешь заняться чем-нибудь одним и серьезно. Так из тебя ничего путного не выйдет. Книг ты совсем не читаешь…
— Читаю.
После «Трех мушкетеров» мы сделали себе деревянные шпаги и убивали друг друга по сто раз в день.
— Я тебя первый убил! — кричал Витька.
— Вот и врешь! Ты еще только нацеливался, когда я попал тебе прямо в грудь.
— Ой, ты! — тянул Витька. — Хочешь снова?
И мы сражались, как заправские Атосы и Портосы, только щепки летели.
Но особенно мы любили кино. Некоторые фильмы смотрели по два-три раза, а такие, как «Волга-Волга», «Веселые ребята», «Праздник святого Йоргена», «Вратарь», видели раз по десять.
А было время, когда мы смотрели картины бесплатно. И заслуга в этом целиком принадлежит мне.
Пошли мы как-то с пацанами играть в футбол в заводской сад. На одних воротах (то есть между двух берез) стоял я, на других — Витька. Каждый из нас воображал, что он Антон Кандидов. Только мы начали играть, смотрим, ковыляет к нам наш враг, бабка-сторожиха, и размахивает палкой.
— Уходите чичас же, — кричит, — отседова! Не портийте насаждений.
А сад этот только-только подремонтировали после войны. В старом деревянном сооружении, похожем на огромный сарай, устроили летний кинотеатр. Под крышей, покрытой толем, поселились воробьиные семьи. Во время сеанса птицы летали по залу и черкали экран своими тенями. Днем в щели пробивались солнечные лучи, как через рассохшиеся ставни. В зале получался лишь серенький полумрак. Но все равно народу на сеансах было много.
Вечерами в саду становилось особенно оживленно. По аллеям бродили парни с гармониями, обычно подвыпившие, и горланили песни. Ребятня носилась с бидончиками и кружками, выкрикивая: «Кому холодной воды? На рупь досыта!» Тут же возле своих «фотокоров», укрепленных на штативах, суетились фотографы, зазывали к себе народ.
— А кто желает сняться на память? Подходи!
Где-нибудь рядом на дереве каждый из них развешивал выставку-раскладушку своих работ.
Приходили целыми семьями: впереди сажали детей, за ними устраивались взрослые с усталыми, худыми, но торжественными лицами и, не моргая, смотрели в объектив.
…Так вот, когда бабка-сторожиха прогнала нас, мы перекочевали в другой конец сада. Хотели узнать, какая будет картина, но афиши не было.
Солнце палило. Гоняя мяч, мы основательно упарились, и теперь решили спрятаться в прохладу под стены киносарая.
Неподалеку от нас возле избушки сторожихи, между разбросанными по земле фанерными щитами, расхаживал парень лет двадцати. Он был в трусах и кепке. Трусы подкатаны на манер плавок, и его тощая долговязая фигура выглядела комично.