Под стать погоде мое самочувствие, то есть где–то сильно ниже плинтуса. После двух дней погружений непривычные к подобным нагрузкам мышцы ноют, хоть плачь. Особенно плохо с икрами, полное ощущение, что в ноги ниже колена забили по огромному гвоздю. Каждое движение приходится делать через «не могу». А движений за утро было преизрядно.
Вольф поднял всех еще до рассвета. Предстояло загрузить в уже развёрнутую на подъем «Татру» горы поднятого хабара.
Нетяжелые упаковки солнечных батарей ровными рядами легли вдоль левого борта машины.
Середину занял ряд окаменевших мешков с цементом, этакий демпфер между относительно хрупкими контейнерами с солнечными панелями и тяжеленными железяками каркаса. Дотошный немец проковырял еще пару мешков. Диагноз прежний — под коркой схватившегося цемента сохранилось вполне годное цементное нутро.
По правому борту грузим железо каркаса.
Погрузка внезапно потяжелевших стальных балок — это отдельная песня. В воде всю тяжесть принимали на себя поплавки–камеры. Вчера добуксировать железо до мелководья удалось без проблем. А вот поднять стальные конструкции с мелководья на шестиметровый уступ, ближе «Татре» не подъехать, вот тут есть, где разгуляться силушке богатырской.
Впрочем, на первом этапе подъема силушка не понадобилась. Хватило лебедки «Татры», пусть и не быстро, но уверенно подтянувшей все тяжести к своим колесам.
А вот дальше пришлось разбирать плот на бревна и из них мастерить брутальные лаги, а уже по ним закатывать тяжести в кузов. «Мелочевка» до двухсот кило не без проблем, но загрузилась. Как грузить почти тонну основной колонны, лично у меня мыслей не было.
Как выяснилось, инженерное мышление развито не только у меня, любимого.
Грета легко и непринужденно загнала «Попрыгунчика» выше по склону, уперла бампер багги в ствол дерева потолще и отправила брата разматывать трос электролебедки багги.
Мы с Вольфом лишь подправляли ползущую по трещащим от тяжести лагам тяжеленную балку. Остальную работу проделала лебедка «Попрыгунчика».
Нельзя сказать, что подъем с приютившей нас на двое суток площадки обратно на дорогу выдался каким–то непростым.
Размотанная на всю длину лебедка, пониженная передача, независимая подвеска и полный привод всех колес медленно и печально втащили «Татру» на дорогу. Как и ожидалось, пришлось бензопилой завалить пяток деревьев и, вооружившись ломом, откатить пару валунов. Я признаться ожидал худшего.
Последним увели наконец–то пришедшего в себя пулеметчика. Парень оклемался настолько, что самостоятельно доковылял до воды, где остервенело оттирал кожу пучком травы и долго отстирывал испачканную продуктами жизнедеятельности одежду. Треть трофейного мыла извел, стервец.
Впрочем, болезных у нас в отряде теперь два.
Поутру Тихий решил, что термиты успокоились, и двинул за оставленным на позиции пулемётом.
Термиты не успокоились, и Тихий теперь совсем не тихий. Держится он молодцом, даже пришел помогать с погрузкой железа. Вот только сквозь зубы ругается не переставая.
Склоны кажущегося бесконечным ущелья неожиданно приняли в сторону, открыв захватывающий дух вид на долину «Длинной реки», как назвали ее местные китайцы.
Невесомая ткань облаков, поднимаясь из долины, рассекается зубцами гор. Совершенно феерическое зрелище — накрытые белой шапкой облаков горы и переливающаяся сочными цветами долина под абсолютно чистым небом. Склоны Северного Кхам, плавно изгибаясь, сливаются с горизонтом на западе и востоке. Изгиб хребта образует нечто похожее на гигантскую чашу, наполненную сочной зеленью субтропических лесов и бликами многочисленных водоемов. К северо–востоку река разливается до размеров озера. Если бы не знал, что это именно озеро, вполне мог подумать, что в этом месте река впадает в океан.
Дорога пошла вниз и, немного попетляв по склонам, уперлась в блокпост.
Брутальный, сложенный из крупных каменных блоков, бруствер прикрывает не менее суровый, ощетинившийся стволом пулемета блокгауз. Колею перегораживает основательный полосатый шлагбаум. Чуть в сторону от шлагбаума под широкополым грибком бруствер еще одной огневой точки.
Основательно тут люди обосновались. И службу несут не за страх, а за совесть.
Почему так? А потому что, во–первых — чистенько вокруг, хоть операции делай. Все мешающие обзору кусты и чахлые горные деревца срублены под корень, даже трава и та местами выкошена. Подобная чистота — первый признак дисциплины.