Отъехав от базы на полкилометра, заряжаю стволы. Посмотрим поближе, каков ты — Новый Мир.
Вот уже час мой «головастик» неспешно катит на северо–запад в сторону местной столицы — Порто–Франко. За длинный сухой сезон красноватый грунт дорожной колеи укатан до твердости бетона и на скорости в тридцать километров в час колеса «головастика» практически не поднимают пыли. Радиостанция, настроенная на частоту, отведенную для коммуникации на трассе, прикинулась немой и не издает ни звука. Исподволь закрадывается паникерская мыслишка — «А правильно я настроил радиостанцию?». В любом случае, ехать надо.
Первый десяток километров пути от основной дороги отходят боковые ответвления. Куда они ведут, непонятно, но видимо, что–то по близости есть.
На десятом километре в стиле Илюхи Муромского упираюсь в перекресток. Назад на базу не пущают. Прямо по курсу шлагбаум с надписью «STOP» и часовым в будке. Вот только будка бетонная с узкой амбразурой и торчащим из этой самой амбразуры стволом пулемета. За шлагбаумом и будкой змеится уходящая за горизонт дорожная колея. Налево нам пока не надо, рано нам налево. Нам направо — на Порто–Франко.
Километров через двадцать попадается первый ручеёк. В конце сухого сезона это едва заметная нитка теплой мутной воды, колеса помочить не более. Но основательно вымощенный плоскими гранитными валунами брод намекает, что в сезон дождей ручеек превращается в речку почти метровой глубины и шириной метров двадцать.
Мое появление поднимает с водопоя стадо местных травоядных, похожих на земных антилоп. Похожих я «В мире животных» видел. Вот только рогов у местных антилоп что–то многовато. Или это мне мерещится от жары?
Хм, сквозь открытую от зноя форточку двери «ПСО первый» позволяет убедиться, что ничего мне не мерещилось и рогов у антилоп действительно четыре.
— Пап, не стреляй, пусть бегают, — две пары детских глаз смотрят на меня с укором.
Увлекся я, не заметил, как большой палец правой руки сдвинул предохранитель СВД.
— Держитесь крепче, сейчас потрясёт немного.
Ставлю СВД на предохранитель и аккуратно проезжаю мощение брода. Прицеп — зараза, то дергает за зад, то дает ощутимого пинка моему головастику. Что, в общем, не удивительно, это — моя первая в жизни поездка с груженым прицепом.
По мере удаления от брода местность вокруг постепенно меняется. Эпохи назад вылизанная морем и отшлифованная ветром, ровная как стол приморская низменность сменяется холмами. В океан разнотравья вклиниваются рощицы кустарников и невысоких, похожих на земные баобабы, деревьев.
По залитой солнцем равнине снуют стайки четырехрогих антилоп, и неспешно кочуют в поисках свежей травы стада крупных копытных, похожих на смесь лося с буйволом.
Где травоядные, там и хищники. Но детально разглядеть санитаров саванны не получается. Слишком высока трава и слишком быстры хищники.
Ну и ладно, не очень–то и хотелось. Еще успею наглядеться на местные красоты.
Прямо по курсу движение, из мощного облака пыли проявляется автомобильный конвой.
Повинуясь требовательным жестам пулеметчика, точащего из люка идущего головным гантрака, принимаю вправо и останавливаюсь в паре метров от дорожной колеи.
Передернув затвор АПБ, взвожу курки обреза и спокойно складываю руки на руль. Против спарки крупнокалиберных «Браунингов» в кузове обшитого сталью «Унимога» мои пугачи не аргумент.
Поравнявшись со мной, гантрак притормаживает. С видом полного безразличия на лице терпеливо жду, пока боец за пулеметной спаркой рассматривает мою машину.
Боец на пару секунд встречается со мной взглядом, потом гаркает в прикрепленную на груди рацию что–то похожее на — «О? кей! Форвард!». Утробно рыкнув мотором, гантрак с буксом срывается с места.
Мимо меня неспешно проезжают четыре переделанных из грузовиков автобуса, автокран, дюжина бензовозов и несколько внедорожных легковушек. Замыкает конвой второй гантрак.
Серьёзно тут к проблеме безопасности на дорогах подходят. И мне решительно не стоит торчать тут, как три тополя в известном месте.
Не проехав и километра, притормаживаю у миниатюрного кладбища. Над морем травы возвышаются семь холмиков, сложенных из валунов и крупных булыжников.
Пять могил венчают добротные, сколоченные из струганного бруса кресты. На горизонтальных перекладинах крестов готическим шрифтом выжжены имена. Под перекладиной крайнего креста, в такт ветру покачивается выцветшая кукла.