Оставив Руди мешать варево и шевелить дрова под котлом, выгадываю полчаса свободного времени.
За полчаса успеваю принять душ, загнать под него детей, вычесать Муху. Отправив закончивших работы по хозяйству немцев принимать водные процедуры, снимаю пробу с варева. Нормально получилось.
Задвигаю котел в угол очага. Крошу на сковородку пару кусочков шпика и ставлю сковородку на угли.
Вызывая бурчание в животах, по кухне растеклись ароматы похлебки.
— Слюни подобрали, десять минут потерпеть осталось, — гарнизон дома дружно рассосался по углам. Что слово животворящие делает, немцы и собаки моих слов не поняли, но по углам метнулись быстрее моих мелких.
Пока на сковородке топится сало, мелко настрогав лук и морковь, обжариваю овощи.
К запаху похлебки примешивается аромат жареных шкварок и лука. Пробую обжаренные овощи, м… вкусно.
Подавив в себе желание, облизать большую деревянную ложку, заправляю похлебку.
Все — кушать подано.
Детский интернационал выгрызает мясо с костей и заедает теплой похлебкой.
Неплохо бы еще стаканчик шнапса, для аппетита. А в буфете как раз стоит пара пузырей на этот случай.
— Руд, часовых будем выставлять? Да. Тогда моя вахта утренняя.
Окрестности Порто–Франко.
01 число, 9 месяц, 16 год. Утро–День.
Утреннюю вахту русский совместил с приведением в порядок стоящего в углу двора пикапа с простреленным радиатором. К моменту, когда скрипнувшая входная дверь явила миру заспанного бойца гитлерюгенда. Русский успел основательно раскидать потроха пикапа. В кузове пикапа лежали аккумулятор и пробитый пулей радиатор. А русский, напевая вполголоса, чистил аккумуляторные клеммы куском мелкой наждачной бумаги.
— Гутен таг, зольдатен. Зарядку будем делать, или истинным арийцам сперва нужно позавтракать с кофе?
Из всего сказанного заспанный немецкий подросток понял только — доброе утро и кофе.
— Да, да, кофе это гут, — истинный ариец явно не против хорошего завтрака.
— Раз гут, через двадцать минут построй отделение на кухне.
— Was? (что? нем)… — переспрашивает немец. Мой немецкий очень далёк от совершенства.
— На кухню через двадцать минут приходите.
Еще на заре я успел проверить курятник на предмет двух десятков яиц. Пнул полезшего на разборки петуха и пообещал возмущенным курицам место в кухонном котле вне очереди. Помогло мало, но душу отвел.
Прихватил из своих запасов банку сгущёнки, пачку галет, сгреб в совок чутка древесного угля из кузни. И отбыл в утренний наряд по кухне.
Наворачивая яичницу с колбасой и кофе с молоком (пусть и сгущённым), немцы делятся переживаниями от позавчерашней перестрелки.
Довольно поучительный рассказ получился. Немного непонятный в силу моих слабых познаний в немецком, но очень эмоциональный.
После завтрака немцы продолжают рассказ уже на местности.
— Хм, один ушел, говоришь. Раненый?
Что–то в «ПСО первый» никаких следов на песке пляжа не видно. А значит, с некоторой вероятностью, в овраге под домом может ползать злой басурманин. А ну как он решит вернуться, поквитаться с пацанами из гитлерюгенда? А если он еще корешей позовет — совсем беда.
Проверку начинаю с тщательного осмотра видимой части оврага в СВДшную оптику. Выжженная солнцем травка, сухие кустики, птички летают и никаких намеков на присутствие человека.
Придется спускаться проверять. Не хочется, а надо.
Что лучше взять АПБ или обрез? Оба сразу не взять, не выйдет — сбруи у меня пока нет, а хотя бы одна свободная рука нужна для спуска. Делаю выбор в пользу АПБ. Запасной магазин в карман, все — готов.
— Руд, смотри за оврагом, увидишь что, кричи. И оставь «Маузер» в покое. Просто наблюдай, — получить в спину увесистую маузеровскую пулю мне совсем не улыбается. Какой из Руди стрелок мне неизвестно, так что, пока будем считать, что плохой и ружье ему ни к чему.
— Муха, вперед, — псина резво начинает спуск в овраг. Пару секунд спустя к ней присоединяется Хэйо.
Вот, это дело. С таким прикрытием можно по оврагам лазить.
Цепляясь за высохшие пучки травы, успеваю спуститься до половины склона.
Так…, убежавшие вперед собаки подают голос. Что–то нашли, похоже.
А немного до моря не дополз. Я сажусь на корточки возле лежащего головой к морю тела. Именно тела, трупный запах не оставляет сомнений, что передо мной именно труп.
При жизни это был рослый худощавый парень, с солидной примесью негритянской крови. Судя по многочисленным шрамам, в том числе пулевому на предплечье, в прошлом убиенный пацифистом не был, а был явно беспокойной личностью.