Он сказал бы, что это не его решение, что она единственная, кто действительно знает, что делать — за исключением того, что это была бы ложь. Он сделает все, чтобы уберечь Ноэль от опасности.
— Я скажу ей, что ей нужно уходить, — прорычал он.
Даллас не выглядел удивленным. И счастливым тоже.
— Ты сможешь с этим жить?
— У меня точно нет выбора.
— У тебя есть два варианта, и оба они дерьмо.
Отпусти ее — или оставь ее здесь и, возможно, убьешь.
— Они оба дерьмо, — повторил Джаспер. — Но это все, что у меня есть, если только ты не готовишь что-нибудь еще.
— У меня есть несколько идей, — сказал Даллас, но поднял руку, прежде чем Джаспер успел что-нибудь сказать. — Пока она в безопасности. Черт, это война, Джас. Я буду защищать Ноэль, как свою, но ты знаешь, что такое война.
Сначала бомба Трента, а теперь снайпер из Эдема. Куча дерьма вокруг, как и в те дни, когда им приходилось скитаться и бороться за каждый клочок мира, что попадался им на пути. Если бы они были умны, они бы приняли меры предосторожности.
Некоторые мужчины без колебаний присваивали женщин, даже зная, что уже завтра могут быть мертвы, но Джаспер никогда не был одним из таких.
— Я не стану удерживать женщину, которую не смогу защитить. Это не изменилось.
Даллас вздохнул.
— Не могу сказать, что понимаю тебя, Джас… но, может быть, это значит, что нам обоим придется навсегда остаться одиночками.
— Есть вещи и похуже.
Например, новые выстрелы, и глаза Ноэль… пустые и невидящие, мертвые.
— Ладно. — Даллас выпрямился и потер рукой лицо. — Я свяжусь с Каннингэмом и дам ему знать, что открыт для разговора. Возможно, тебе вообще не придется делать выбор.
— Он захочет ее вернуть. — Джаспер глубоко вздохнул. — Что нам делать с телом Мартеля? Заставить его исчезнуть или убедиться, что они найдут его?
Даллас уставился на стену и задумчиво размял руки.
— Положи его в холодильник, — наконец сказал он. — Дай мне время узнать, что скажет Каннингэм, и тогда мы решим.
— Кстати, о холоде, приложи лед к рукам, — посоветовал Джаспер.
— Да. — Даллас уставился на свои разбитые костяшки пальцев. — Мне нужно сказать Лекс, что все кончено, пока она не вылезла из постели и рана снова не открылась.
Он должен был проверить Лекс, убедиться, что она поправляется и в безопасности. На Джаспере лежала такая же ответственность за Ноэль, но ему нужна была дистанция. Ему нужно было отпустить ее.
— Ты не мог бы…
— Я позабочусь о ней, — спокойно ответил Даллас. — Найди Брена и Мэда. Это будет долгая ночь.
Он оказался прав.
Глава 19
Джаспер избегал ее.
Сначала она думала, что это просто разыгралось воображение. Даллас вернулся поздно и на взводе, и Ноэль была слишком измотана, чтобы снова брести через лабиринт коридоров обратно к пустой спальне Лекс. Но сон был мимолетным и беспокойным, и прерывался всякий раз, когда она клала руку на свободное место слева от себя. Каждый раз, просыпаясь, она заставляла себя закрыть глаза, обещая себе, что в следующее пробуждение рука обязательно наткнется на твердую стену груди Джаспера.
Но нет.
Ноэль вылезла из огромной кровати на рассвете, спасаясь от одиночества, которое было более резким в присутствии Далласа и Лекс, чем если бы она была одна. Даллас приоткрыл один глаз, разглядывая ее, пока Ноэль натягивала одежду, но, убедив ее не покидать территорию, только крепче прижал к себе Лекс и снова закрыл глаза.
Он, вероятно, предполагал, что она пойдет искать Джаспера, но она не стала. Она уже чувствовала это тогда — что-то большее, чем просто подозрение. Уверенность в том, что Джаспера просто нет. Нет нигде.
Только забравшись в прохладную ванну в комнате Лекс, Ноэль поняла, в чем все дело. Ее руки дрожали, когда она терла мочалкой только что зажившую кожу. Ей был нужен Джаспер. Ей нужно было увидеть его, прикоснуться к нему, знать, что он в безопасности. Ей нужно было свернуться калачиком в его объятиях и осознать, что она в безопасности.
Она нуждалась в нем, и он должен был это знать. Должен был. Если он не знал, как она могла доверять ему? И если он знал, но игнорировал ее чувства…
Нет. Слишком рано для таких мыслей, особенно при всей окружающей их опасности. Даллас признался, что отправил Джаспера с каким-то поручением. Возможно, на всю ночь. Может, он вернулся буквально только что, и если бы она подошла к нему сейчас, он бы протянул руки и обнял ее…
Ноэль не пошла. Она сказала себе, что это потому, что ему нужен отдых, и потому, что это не имеет значения. Она спустила воду в ванне и оделась, заплела волосы в корону вокруг головы и выбрала футболку с короткими рукавами, которая оставила ее руки — и татуировки — на виду. В комплекте с сапогами на каблуках, джинсами и одним из кожаных ремней Лекс это было похоже на броню.
Она была О’Кейн. Одна ночь неопределенности этого не изменит. Ничто не могло изменить этого. Это было обещание, вытатуированное на коже — ее верность в обмен на их защиту. Навсегда.
Кроме того, она больше не была беспомощной. Ей не нужно было, чтобы Джаспер или Лекс держали ее за руку и что-то делали для нее.
Сцена была очищена от крови Лекс, но клуб все еще нуждался в уборке. Трикс будет там, чтобы открыть двери к полудню, готовая подать вино людям Далласа и продать пару бутылок тем, кто не является членом банды.
Жизнь должна была продолжаться.
Ноэль подмела пол и уже убирала стулья к тому времени, как прибыла Трикс в сопровождении молчаливого вышибалы по имени Зан. Зан кивнул ей и встал прямо за дверью; крепкая стена мышц, которая могла — и обязательно станет — смертельной при малейшем намеке на опасность.
Ноэль сменила метлу на тряпку, чтобы вытереть царапины на деревянных столах, когда дверь снова распахнулась, впустив двух мужчин, почти таких же больших, как Зан — и трагически знакомых.
Телохранители ее отца.
У нее едва хватило времени обдумать это — «телохранители моего отца» — прежде чем он сам последовал за ними, моргая в темноте и огибая столы широким полукругом, как будто даже самое простое прикосновение к ним заразило бы его.
Ее отец. Здесь.
Ноэль сжала тряпку. Ее отец выглядел невероятно старым, как будто прошли месяцы или даже годы, а не недели и дни. Борозды морщин вокруг его стальных глаз были глубже, складка между бровей стала более выраженной. Он казался усталым, напряженным, но Ноэль точно знала, что ее отсутствие не может объяснить ни то, ни другое. По крайней мере, не само по себе.
Он посмотрел на нее — нет, мимо, его взгляд скользнул мимо без проблеска узнавания, прежде чем вернуться к ее лицу. Он нахмурил брови и поправил воротник куртки.
— Ноэль. Я не узнал тебя.
Она не знала, как назвать его. «Сэр» было для нее уважением, которого он больше не заслуживал, а никак иначе она к отцу никогда не обращалась. Ей никогда не разрешали.
Значит, никакого приветствия. Расправив плечи, она уставилась прямо в его лицо. Только сжатые на тряпке пальцы выдавали ее страх.
— Я не ожидала увидеть тебя здесь.
— Я давно тебя искал.
Не очень усиленно, очевидно.
— Я здесь с того самого дня, как меня изгнали.
Он сжал челюсти.
— Я не знал, где находится это «здесь».
— Ладно. — Об этом не стоило спорить, поэтому она сменила тему. — Почему тебе не все равно?
Вопрос, казалось, застал его врасплох.
— Потому что я здесь, чтобы отвезти тебя домой. Твоя мать и я… мы хотим, чтобы ты вернулась домой.
Это было так неожиданно, так невозможно, что Ноэль потеряла дар речи и только смотрела на него. Он смотрел в ответ: совершенная картина вежливого удивления — и даже здесь, в трущобах Сектора, он играл на публику.
Гнев пустил корни, и она впервые в жизни дала ему голос.
— Почему? Я потеряла репутацию. Восстановить ее нельзя. Ты не найдешь в Эдеме человека, который согласился бы жениться на мне.
Он отвел взгляд.
— Твое гражданство будет восстановлено, и ты снова сможешь жить в Эдеме. Разве этого недостаточно?
Ответ, который не был ответом.
— Почему?
Эдвин — Ноэль уже почти не могла думать о нем как о своем отце — издал отвратительный звук.