— К чему вопросы, Ноэль? Какова альтернатива? Ты не можешь здесь оставаться.
Больше всего на свете ей хотелось сорваться, засмеяться и указать ему на его поведение, но это был порыв ребенка, а не женщины.
— Я могу остаться здесь, — сказала она, стараясь говорить как можно ровнее. — И намерена это сделать.
Он протянул руку, и один из охранников вложил в нее коммуникатор.
— Даже если я скажу, что мистер О’Кейн связался со мной по поводу твоего присутствия здесь?
— Он бы не стал, — сказала Ноэль, не подумав, но прежде чем звук стих, слова осели пеплом на ее языке. Вчерашнее чувство вины вернулось, и она поняла, что была права. Пули предназначались ей. Ее отец знал это, Даллас знал это…
Джаспер знал.
Он никогда не придет ее искать. Возможно, он не хотел прощаться.
— Это послужило бы на благо каждого. — Голос Эдвина смягчился. — Возвращайся домой, Ноэль. Твоя мать скучает по тебе.
Домой. Пустая комната с безделушками, роскошью и бесконечным досугом. Горячий душ и ванны, которые никогда не охлаждались, независимо от того, как долго вы сидели в них. Мягкое освещение. Простыни, которые меняли каждое утро молчаливые слуги.
Нет прикосновениям. Нет чувствам. Никакой боли, никакого удовольствия, только анестезия безопасности.
Ее губы уже онемели.
— Дай посмотреть, — прошептала она. — Дай посмотреть, что он написал.
Эдвин передал ей планшет, и она посмотрела на белый экран с черным шрифтом.
«Я готов обсудить условия».
Слова могут означать что угодно. Что Даллас хочет, чтобы она ушла, что он готов обменять ее ради безопасности Лекс. И он бы так и сделал, если бы дело дошло до этого — Ноэль ни на секунду не усомнилась в этом, — но Лекс никогда бы его не простила. Она бы не согласилась отправить Ноэль в город.
Конечно, эти слова могут означать что угодно. Может, она слишком много сомневалась. Теперь она носила его татуировку, а это означало верность с его и с ее стороны.
А Эдвин всегда говорил неправду.
Снова вернув лицу невозмутимость, Ноэль отдала коммуникатор обратно.
— Обо мне ничего не говорится.
Не став спорить, он кивнул.
— Я знал, что тебя это не убедил. Ты хотя бы подумаешь об этом?
— О возвращении? — Она бросила полотенце на ближайший стол и широко развела руки, демонстрируя черные татуировки на запястьях и предплечьях. — Я О’Кейн, чернила и все такое, и мне здесь нравится. Что ты можешь мне предложить?
— Безопасность, — немедленно сказал он. — В тебя больше не будут стрелять. В тебя и в… — он снова обратился к коммуникатору. — Джаспер МакКрей?
Страх скрутил ее внутренности, от его взгляда кровь застыла в жилах. Он знал. Она не должна была удивляться — правая рука Далласа О’Кейна и дочь Эдвина Каннингэма были хорошим поводом для сплетен по обе стороны Стены — но Ноэль все еще чувствовала себя незащищенной, как будто он отбросил ее тщательно надетую броню, чтобы найти самое слабое место.
— Ты хладнокровный ублюдок, — сказала она, ее руки дрожали, и казаться совсем невозмутимой не вышло. Ноэль сунула их в карманы, чтобы спрятать, и повысила голос. — Уходи.
— Ноэль…
— Иди же.
Дверь открылась, и Зан просунул голову внутрь.
— Все в порядке, Ноэль?
— Все в порядке, — сказала она, не отрывая взгляда от отца. Она не позволит ему увидеть свою дрожь. — Он как раз собирается уходить.
Она не позволит увидеть свой страх.
— Ладно, — Зан толкнул дверь до упора, нарочно наткнувшись на одного из телохранителей. — Извини, приятель.
Ее отец все еще наблюдал за ней, и все, чего хотела Ноэль, это избавиться от него.
— Я подумаю об этом, но только если ты сейчас уйдешь.
Он смягчился, но только чуть-чуть.
— Я буду на связи. До встречи.
Зан закрыл дверь за телохранителями, и Ноэль нащупала ближайший стул. Колени дрожали, когда она почти упала на стул, воздух вырывался из ее легких, как хрип.
Трикс появилась у ее локтя с рюмкой, зеленые глаза были полны сочувствия.
— Вот. Это хорошее вино. — Девушка поставила стакан на стол и сжала плечо Ноэль. — Похоже, тебе это надо.
— Да, спасибо.
— Без проблем. — Трикс отступила, и Ноэль подняла стакан и уставилась на ярко окрашенную жидкость.
Виски — кровь О’Кейнов, первый и лучший продукт. Несса обещала показать ей, как его делают, объяснить процесс так подробно, как хотела Ноэль, но еще не успела.
Может, больше у нее и не будет шанса.
— Тебе стоит подумать об этом.
Голос Джаспера. Ее сердце еще колотилось, и его слова надломили ее спокойствие еще сильнее.
— Значит, ты слышал.
Он вышел из тени у сцены, скрестив руки на груди.
— Я слышал часть.
Он молча слушал, прячась в тени, пока ее отец крутил словесный нож в ее груди в поисках ее слабого места. Хуже того, он выслушал… и согласился.
Даже в самые тяжелые моменты этого утра она не думала, что что-то может ранить ее так сильно, как его слова.
«Тебе стоит подумать об этом».
Ноэль осушила рюмку и швырнула ее на стол.
— Ты хочешь, чтобы я вернулась в Эдем?
— Это не имеет никакого отношения к тому, чего я хочу, — прошептал он. — Это связано с тем, что будет правильно. Верно.
Передняя дверь щелкнула. Она обернулась вовремя, чтобы увидеть Трикс, выходящую вслед за Заном, оставив бар пустым, чтобы они могли поговорить. Но никто не спасет ее от этого момента, от слов, которые она не хотела слышать.
Все еще глядя на входную дверь, Ноэль откашлялась.
— Даллас избавляется от меня, потому что Лекс подстрелили?
— Нет. — Джаспер поднял ее руку, проведя большим пальцем по ее запястью. — Он не стал бы этого делать.
Чернила. Обещание.
Темный смех вырвался из нее, когда она покачала головой.
— Да, конечно. Потому что это Лекс.
— Потому что это Лекс. — Джаспер выпустил ее и вздохнул. — Здесь все опасно. Это просто жизнь в Секторах.
— Тогда почему? — спросила Ноэль, потирая запястье, чтобы избавиться от покалывания. Было нечестно, что он мог распалить ее тело сейчас, когда слова были так холодны. — Если Даллас не пытается избавиться от меня, почему ты пытаешься?
Он сделал шаг назад.
Прочь от нее.
— Мы выследили парня, который стрелял в тебя. Алистер Мартель. Друг Брена привез его вчера вечером. Ты ведь это знала, правда?
Она кивнула.
— Даллас убил его. Не быстро, просто чтобы он не смог представлять опасности. Медленно. — Джаспер тяжело сглотнул. — Он забил его до смерти кастетом. Разбил этому ублюдку лицо. Я не знаю, сколько у него было сломанных костей, но он был как мешок, полный битого стекла, когда мы с Бреном утаскивали его прочь.
Ее живот сжался. Не только из-за мысленного образа, который был достаточно отвратительным, но и из-за головокружения от попыток примирить эту жестокость с человеком, который упал в постель с ними прошлой ночью и гладил волосы Лекс, пока она не уснула.
Сглотнув, Ноэль уставилась на стол.
— Ты уже говорил — это жизнь в Секторах. Я привыкну.
— Но ты не такая, как все, Ноэль. Ты здесь не живешь. Тебе не нужно к этому привыкать.
Она заставила себя посмотреть ему в глаза.
— Ты здесь. — Признание лишило ее храбрости. Он не боролся за нее, поэтому она не могла добавить ничего больше.
«Ты того стоишь».
Но даже это было неправильно. Джаспер закрыл глаза и покачал головой.
— Это дерьмо с Трентом… мы идем на войну, милая. Я никогда не оставлял женщину одну дома, не зная, вернусь я или нет, и я не могу начать сейчас. Не теперь, не с тобой.
— Не теперь, не со мной, — повторила она. Мягкие слова, чтобы притупить боль. «Ты особенная», говорили они, но правду было не скрыть. Душераздирающую, ужасающую правду.
«Ты особенная… но недостаточно».
Глаза горели от слез, но она знала, как скрыть это, как проглотить комок в горле, чтобы голос вышел ровным и спокойным, пустым, как Эдем.
— Ладно.
— Ладно. — Его голос был таким же темным, как ее — светлым. Таким же наполненным чувством, как ее — бесчувственным. — Так будет безопаснее. Когда перестанешь считать меня засранцем, ты сама увидишь. Ты… — Он замолчал, сделав еще один шаг назад. — Сама увидишь.
Потом повернулся и вышел через задний выход.
Ноэль хотелось кричать, и чтобы сдержаться, она впилась ногтями в запястье, пока боль от проткнутой кожи не сняла часть напряжения