ГЛАВА 2. ВСТРЕЧА ОДНОКАШНИКОВ.
Рискуй, голытьба, — на карте судьба, Не встретились там, так встретимся тут. Днем или поздней ночью!
— Вечер добрый, Павлиныч! Слушай, а погодой здесь кто командует?
— Так, Симон Юрьич, я бы с радостью… Но не вербуются в небесной канцелярии люди! И ангелы тоже!
— Эх, Павлиныч, Павлиныч… — Президент улыбался, хотя и не очень лучезарно. — Расскажи-ка лучше про этот авианосец — все ли правильно сделали?
— Все, Симон Юрьич! Как и планировалось. В соответствии с Вашим устным приказом, ситуация была под контролем и в случае чего стрельба бы не состоялась.
— Ладно, ладно. Северяне заплатили честно, к ним нет претензий. Нам-то этот динозавр без надобности на самом деле. Дорогая игрушка, причем не для нашего моря.
— Так, Симон Юрьич!
— Хватит, Мирон. Не Симон я, а Семен, я ж городской и с юга нашего. Как и ты. Мы вдвоем, чего по чужому говорить-то?
— Хорошо. Семен Юрьич, мы утром пойдем на охоту?
— Какая там охота, не люблю я этого безобразия.
— Егерь фазанов обещал. Сказочных.
— Охота была… Ладно, пойдем. Хотя стрелок из меня — сам знаешь, какой.
— Так там промахнуться трудно!
— Ну, смотри, смотри… Только не замороженного подкинь, ладно?
— Обещаю! Тогда через час выходить.
— Ну, вот. Отпуск, называется.
Звонок, сделанный пару суток назад, сработал: знакомый человек из "ближнего круга" передал записку и устно сообщил Президенту о желательности его короткой поездки к морю. Совсем короткой. Президент понял, что случилось что-то чрезвычайное, и решил потратить пару суток. «Фазан» был своего рода паролем — уже поздно было устанавливать, что Семен и Мирон целый год проучились в одном классе и что «фазаном» называлась шпаргалка. И что Семен решил радикально ломать ситуацию, таща к власти "приморскую команду" — придя наверх на гребне «объединительных» настроений, он давно планировал радикально сменить ситуацию и союзников…
Первая комбинация — с глубоко законспирированной продажей авианосца соседу — в сущности, новому союзнику — прошла довольно гладко. Корабль прошел Проливы и двигался на Север открытым океаном. Остановить полу мятежный, на взгляд многих адмиралов, авианосец было нереально. Точнее, это означало войну, да еще точно неясно, с кем именно. Деньги лежали далеко в Европе и должны были сработать только в нужный момент. Не раньше.
— Рассказывай.
— Долгая история. В двух словах: слышали Вы про неясно чьи секретные объекты — прямо здесь? Вот он — с дырой в крыше.
— Нет. Давай, у нас пятнадцать минут есть…
Двигаясь обратно, Семен Юрьевич почти непрерывно орал.
— Павлиныч, не имеешь агентов среди ангелов — ладно! Это я тебе прощаю! А среди фазанов? Павлиныч!!! А егерь твой?! Где были эти птицы, я тебя спрашиваю?!! Хоть попробовать попасть бы!!! Издеваешься???
Он не переигрывал. Слишком много злобы выплеснулось — почти бессильной. Слишком многое от него скрывали. Играли, как с котенком. То, что произошло здесь несколько недель назад, было беспрецедентно — и неизвестно ему. Только спутанное сообщение от «дублеров» из морской контрразведки, но, сколько у него там людей? Трое всего. И все — под ударом после корабельной эпопеи… Но говорить правду сейчас нельзя. Опасный это финт — говорить правду, будучи Президентом. Смертельный. Только конверт греет. Сейчас он лучше брони. Потому, что не только защищает, но может еще и выстрелить.
Через несколько суток руководитель Службы Безопасности Юго-Западной Федерации отправился за океан на семинар по антитеррористическим мероприятиям. Там с ним произошел несчастный случай: на ферме по разведению аллигаторов, наблюдая за кормежкой рептилий, он не рассчитал чего-то и упал в вольер. В личном деле так и записали: "находясь в загранкомандировке, погиб при исполнении служебных обязанностей". Заместитель возглавил Службу, а довольно молодого и перспективного генерала Мирона Нижниченко перевели в столицу на повышение. Заместителем. Такие вот правила игры в безопасность.
САССЕКС. 28 СЕНТЯБРЯ 1066 ГОДА ОТ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
— Истинно, истинно говорю вам — не было ничего этого! Всё это ложь, чтобы обмануть людей и сбить их с пути истинного.
На первый взгляд брат Фома отнюдь не производил впечатление фанатика. Лицо его, несмотря на почтенный уже возраст, не выглядело изнеможенным и не несло на себе печати добровольных лишений. Новая шерстяная ряса хорошо защищала его тело от холода, а добротные кожаные башмаки оберегали ноги от превратностей долгого пути. Но когда монах начинал говорить, то весь преображался, и, казалось, не отсветы костра сверкают в его глазах, нет, сами глаза пылают огнем веры в свои слова.
— Эй, Саймон, готово твоё варево? — поинтересовался разлегшийся неподалеку арбалетчик.
— Придется тебе потерпеть еще немного, Пьер, — откликнулся латник, сидящий около костра и время от времени помешивающий бурлящую в котелке густую похлебку ножнами от своего меча.
— Что ты копаешься, я жрать хочу!
— Жри хоть сейчас, но, клянусь, если ты обдрищешся, то я этими ножнами выгоню тебя за пределы лагеря спать на берегу, клянусь Святым Иринеем! И пусть подберут тебя местные нимфы или кто на этом Альбионе водятся.
— Клянусь Святым Лукой, если Пьера подберут нимфы, то он живо их всех обрюхатит! — встрял в разговор еще один из сидевших вокруг костра воинов. Остальные дружно рассмеялись грубой шутке.
— Не суесловьте о Святых Господних, — гневно воскликнул монах. — Не грешите! Помните о том, что вы — благочестивые воины и идете за славным герцогом Вильгельмом на святое дело, ибо трон короля-Исповедника должен принадлежать нашему славному вождю, а не этому узурпатору Гарольду. Так не грешите же, ибо, если вы прогневите Господа, Он не дарует нам победы.