Боль и ужас… Последний глоток воздуха… А потом осознание того, что все кончено, оборвано, сломано навсегда и обжигающая, словно кипящая смола, обида. И слезы, которые должны были хлынуть из глаз, и крик, который должен был вырваться из горла… Да только не было больше глаз, чтобы плакать, не было горла, чтобы кричать. Мертвое тело застыло неподвижно - кусок мяса, медленно терявший тепло - последнее напоминание о вероломно оборванной жизни. И шнурок казенных ботинок, намертво впившийся в шею… Вот и все. Боль исчезла. Остались только обида и слезы, которые невозможно было пролить.
Игор знал, что его убили. Удивляло лишь то, что вопреки привычным представлениям, он, точнее - его душа, не разглядывала покинутое тело с высоты, готовясь окончательно улететь в какую-нибудь заоблачную даль. На самом деле он ничего не видел и не слышал, но в то же время осознавал действительность отчетливо и ясно, возможно, даже четче, чем при жизни. Это необычное чувство, новое, ни с чем несравнимое восприятие окружающего мира, настолько потрясло Игора, что на время даже затмило обиду и горькое ощущение от чудовищной несправедливости, случившейся с ним.
Игор хотел жить. Он прошел через пытки, девять лет одиночки, терпеливо перенося все выпавшие на его долю муки, выстоял, вопреки всему найдя в себе силы жить ради святой цели - возвращения домой. Он не сомневался, что выдержит и новые испытания, лишь бы однажды вернуться к жене и сынишке. А сегодня на рассвете его убили, растоптали не только жизнь, но и надежду.
Теперь все было в прошлом. Его задушили во сне. Вскоре убийцы вернулись в камеру, делая вид, будто во время утреннего обхода обнаружили повесившегося на прутьях решетки заключенного. Самоубийцу. Жалкого самоубийцу, не справившегося со своим жребием и позорно бежавшего в смерть. Возвращение убийц, их поведение должно было привести в ярость, но Игор не испытывал злости, только невыразимую обиду и страстное, до безумия, до исступления желание вернуться, продолжать жить, не уходить из этого мира.
А потом, наблюдая за возней в камере, он отчетливо понял, что свободен, и никакая сила больше не удержит его здесь, в клетке, из которой так хотелось вырваться последние девять лет. Он без сожаления оставил свое тело, не желая наблюдать за тем, как грубые руки возятся с его мертвой плотью. Это больше не имело значения - Игор торопился домой.
Усилие мысли мгновенно переместило за много километров от тюремной камеры, где он встретил смерть. Один только миг, и Игор ощутил ауру дома, накрывшую теплой волной покоя и уюта. Здесь было хорошо. Не имевший глаз Игор видел все до мельчайших подробностей, неведомым способом превращая исходящую от людей и вещей энергию в зримые образы. Удивительное открытие - только после смерти он узнал, что жизнь наполняла все вокруг - дома, траву, камни мостовой, фонари вдоль улицы. Вещи впитывали людские чувства и сами становились живыми, потому он мог ощущать - нет, Игор поправил себя - видеть их.
В доме царил покой - страшная весть еще не достигла родного очага, не разрушила сладкий утренний сон. Игор с нежностью посмотрел на сынишку - мальчик спал на спине, его мягкие волосенки разметались по подушке. К этим кудряшкам так хотелось прикоснуться, нежно-нежно провести по ним ладонью. Игор так и сделал, почувствовав, что улыбается сам, и увидел, как на губах мальчика появилась улыбка. Оказывается, души могли соприкасаться, наслаждаясь неизъяснимым словами, подлинным счастьем. Игор был счастлив… Но всего несколько мгновений - мир, в котором он сейчас находился, был миром грез, фантазий и пустоты. На самом деле ему никогда не суждено будет прижать к себе сына, погладить по непослушным кудряшкам. В реальности Игор умер, и понимание этого повергало в панику. Сейчас все исчезнет, превратиться в ничто, ведь это только отсрочка, агония души, лишившейся тела. Душа умирает чуть медленнее, чем плоть, и у Игора остались часы, а может быть, мгновения жизни, в которые он ничего не сумеет изменить.
Он загубил свою жизнь, обрек на муки себя и близких, ничего не успел, не увидел, не узнал, но все-таки жил, а значит, для него оставалась надежда. Игор верил, что вернувшись домой, наверстает упущенное, по-настоящему проживет остаток отпущенных лет, сделает все, что не успел сделать. А теперь он был мертв.
- Ида!
Игор метнулся к спавшей женщине, но порыв отчаянья разбудил ее, и она открыла глаза. Во взгляде была тревога. Дурное предчувствие сжало сердце.
- Ида, меня убили! Убили! Слышишь, Ида? Я люблю тебя, я с тобой сейчас. Рядом! Но я мертвый, меня больше нет!
Она не слышала. Игор чувствовал непроницаемую твердость оболочки, окружившей сознание любимой женщины. Она проснулась, и разум сделал ее глухой и слепой. Ида могла услышать его только во сне, странном подобии смерти, освобождающем душу. А сейчас до нее невозможно было докричаться.
- Ида, мне плохо! Помоги мне! Мне страшно, не оставляй меня одного…
Тщетно. Женщина сидела на кровати, глядя в одну точку. Она пыталась осознать, что происходит, но смутные образы, превратившись в сухой песок, тонкими струйками утекали между пальцами. Иде было страшно. А потом зазвонил телефон…
Сознание не угасало. Это и радовало и пугало одновременно. Религиозные сказки были для Игора пустым звуком, но теперь он пытался вспомнить, все, что когда-либо слышал о загробном мире. Считалось, будто душе положено несколько дней бродить по Земле, а потом… Что случалось потом, Игору предстояло узнать очень скоро. Даже перешагнув грань между жизнью и смертью, он по-прежнему не верил во всякую чепуху типа райских кущ и адского пекла. Похоже, впереди его ждало угасание, уголек души еще тлел, но жар таял, и дальше не было ничего. "Может, и к лучшему, - подумал Игор. - Только бы успеть рассказать Иде, что меня убили. Я не самоубийца. Я не предал ее. Я хотел жить до конца. До последнего мгновения. Я и сейчас хочу жить. Когда же она, наконец, уснет? Мне надо столько сказать…"
- Ида, Ида, они убили меня. Я боролся, как мог, но их было двое, они оказались сильнее, шнурок сразу захлестнул горло, не позволяя дышать. Прости, что я позволил себя убить. Пожалуйста, прости. И не верь тому, кто говорит, что это самоубийство. Не верь. Никогда не верь. Пожалуйста, не верь.
Кажется, Ида не понимала его. И хотя душа спящей женщины была открыта, беседы не получалось. Сознание Иды мешало даже во сне, превращая их встречу сумбурное сновидение.
- Ты не мог себя убить. Я знаю, что тебя убили, но ничего нельзя доказать, сила на их стороне. Нельзя, нельзя… Любимый, почему ты оставил меня?
Оба твердили об одном и том же, пытаясь докричаться и разделить свою боль, но для Иды это был только мучительный и в то же время сладкий сон.