Все, что ему оставалось сделать, — это привести в действие замыслы Беннинга.
А вот теперь я хочу большую и тихую мастерскую где-нибудь в городе,заявил Беннинг. Такое место, где мы смогли бы работать без помех.
Но чем платить за такое помещение? — Лайлокен нахмурился. Золота с проданной лошади надолго не хватит, а цены всегда растут, стоит зайти разговорам о войне. Игрой же и пением разве что на несколько ночей в тепле да на полдюжины обедов заработаешь.
Это оставь мне,усмехнулся Беннинг. Бритты ведь любят азартные игры, верно?
А мы что, не бритты разве?Лайлокен даже возмутился. Игра в кости — любимое развлечение с тех самых пор, как ее завезли сюда римляне.Впрочем, Лайлокен просветлел, оценив открывающиеся возможности. Пара костей и пристойная доска вряд ли обойдутся нам слишком дорого — если только не искать какой-нибудь модной вещицы, отделанной серебром и вырезанной из африканской слоновой кости или константинопольского нефрита.
Доска сойдет и простая,задумчиво произнес Беннинг, а вот кости нам нужны получше. Лучше всего, конечно, из слоновой кости: небольшие изменения на них будут менее заметны, чем на каменных или деревянных.
Лайлокен зажмурился.
Изменения? О каких это изменениях ты говоришь? Уж не собираешься ли ты жульничать?
Беннинг в ответ только расхохотался.
С ума сойти! И это говорит человек, угнавший за три дня трех лошадей? Или ты думаешь, что я затею игру, чтобы играть честно? Особенно когда нам нужна целая груда денег, да побыстрее? Тьфу! Что мне горести с того, если какой-нибудь жирный богатей, пусть даже и бритт, проиграет нам малую толику своего состояния? Или, если на то пошло, солдат, чье золото поможет нам с тобой уничтожить врагов, с которыми ему иначе пришлось бы биться копьем и мечом? Считай это небольшим налогом, который они будут, сами того не зная, платить на содержание особых войск, о существовании которых они не знают. Поверь мне, когда мы нанесем удар, вся Британия содрогнется от его последствий.
Лайлокен плохо представлял себе, как жульничество в игре поможет ему уничтожить ирландцев. Однако он всецело верил своему личному богу. Беннинг обладал горячим нравом и устрашающими знаниями, и ему ведомо было столько тайн власти, и те воспоминания, которыми делился он с Лайлокеном, заставляли того трепетать в восторженном ужасе. Так что раз Беннинг сказал, что для того, чтобы расправиться с врагами, ему нужны игральные кости из дорогого материала, значит, Лайлокен раздобудет их, во сколько бы они ему ни обошлись.
В конце концов, месть того стоила.
Глава седьмая
Взгромоздиться в седло стоило ему б о льших усилий, чем в первый раз. Они выступили в кромешной темноте и ехали без остановок до самого рассвета. Солнце поднялось уже довольно высоко, когда сквозь моросящий дождь Стирлинг разглядел наконец знакомые ориентиры: длинную, напоминающую когтистую кошачью лапу серебристую полосу воды и возвышающуюся над ней махину скалы, известной как Дамбертон-Рок. Мария, королева Шотландская, скрывалась здесь в детстве, пока ее в возрасте пяти лет не переправили тайно во Францию. Стирлинг не знал точно, сколько крепостей сменили друг друга на этой скальной вершине, однако сомнений не было: Арториус направлялся в Кэр-Бритон, вотчину королей Стрэтклайда.
Он дорого бы отдал за то, чтобы миновать Кэр-Бритон и королеву, которая не знала еще того, что овдовела. Моргана, бледная и угрюмая, перехватила его взгляд, и он устыдился своей трусости. Принц Клинох, твердо сжав побелевшие губы, с неестественно выпрямленной спиной, возглавил грохочущую кавалькаду катафрактов и свернул с тракта на раскисшую дорогу, ведущую к крепости на скале. Лошади оскальзывались и протестующе храпели на крутом подъеме; Стирлинг даже представить себе боялся, каково взбираться сюда зимой по снегу и льду. Часовые приветственно протрубили в рог, когда они миновали внешнее кольцо стен; по виду укреплений Стирлинг решил, что они уже не римской постройки. Впрочем, кто бы их ни соорудил, но сдерживать врага довольно долгое время они наверняка могли.
Оказавшись внутри стен, Стирлинг уже лучше разглядел королевский замок. Очертания его напоминали римские постройки — абсолютно лишенные украшений каменные стены, кровля из каменных же плит, — однако качество уступало римскому. Впрочем, и сложенной из грубо отесанных камней стене наверняка хватало прочности, чтобы выдержать даже длительную осаду. Замок занимал в городе то место, где у римлян обычно стоял принципиум,однако окружающие его казармы и мастерские были раскиданы свободно, подчиняясь рельефу, а не переделывая этот рельеф согласно каким-то заведенным нормам.
Отсутствие в этой планировке строгой римской четкости показалось Стирлингу зловещим признаком сползания бриттов во мрак средневековья, уже затопивший едва ли не всю Европу. Эти люди отчаянно старались сохранить римскую цивилизацию, но им недоставало ни обученных архитекторов, ни умелых строителей. И все же крепость эту они построили неплохо — достаточно большую, чтобы при необходимости укрыть за своими стенами всех жителей раскинувшегося внизу города. Впечатляющий портик, известняковые колонны которого, казалось, насквозь пропитались дождевой водой, встречал всех входящих в королевский замок Стрэтклайда. Двери отворились, стоило передовым всадникам въехать на двор перед воротами. Залитая грязью площадь окружалась тем не менее частоколом слегка побитых временем и непогодой римских скульптур — изящных нимф и гордо подбоченившихся героев, казавшихся в своих прозрачных хитонах (а то и без таковых) до костей продрогшими под ветром и дождем.
Из дверей выбежала в грязь женщина лет тридцати пяти — сорока и застыла, напряженно вглядываясь в угрюмые лица всадников. Клинох сидел в седле, открывая и закрывая рот, но не произнося ни звука. Сил спешиться у него, похоже, не оставалось. Моргана первая сумела нарушить болезненное молчание, словно параличом сковавшее всех присутствующих. Она легко соскользнула с седла, бегом, разбрызгивая подошвами грязь, пересекла двор и схватила женщину за руки.
— Брейтна… — выдохнула она, и голос ее сорвался.
— Он мертв, да? — пронзительно выкрикнула королева Стрэтклайда. Тяжелые пряди огненно-рыжих волос тут же намокли под дождем и прилипли к лицу, но даже сквозь эту гриву было видно, как побледнело ее веснушчатое лицо. Такой же веснушчатый Клинох, белый как смерть, так и сидел изваянием в седле, явно не зная, как утешить охваченную горем мать. Моргана осторожно убрала мокрые волосы с лица королевы Стрэтклайда и заглянула в полные слез глаза.
— Поверь, Брейтна, я скорблю вместе с тобой, ибо тело мужа моего тоже не предано еще земле, а сыновья мои еще слишком малы, чтобы хранить опустевший трон. Твой Клинох отважно бился в том бою, Брейтна. Он будет править Стрэтклайдом мудро и не допустит, чтобы кто-то причинил зло тебе или твоим родным.
Рыжеволосая женщина со всхлипом упала в объятия Морганы. Две королевы обнялись, плача, а дождь продолжал поливать их, безучастный к их горю. Сам того не сознавая, Стирлинг очутился на земле и увел женщин в дом, почти неся Брейтну на руках.
— Присмотрите за лошадьми! — бросил он через плечо; очнувшийся Клинох бросился за ними, на бегу созывая слуг.
В зале королевских аудиенций было на несколько градусов теплее, чем на улице: дом явно строился кем-то, имевшим представление о римских системах центрального отопления, но не более того. Голые каменные стены никто даже не пытался оштукатурить или тем более расписать; правда, большая часть их закрывалась шкурами, что тоже служило своего рода утеплителем. На вбитых в камень медных кронштейнах висели масляные светильники. Примерно в центре длинной стены располагался открытый очаг, наиболее откровенная неримская деталь интерьера. В очаге полыхал уютный огонь. Почти двухметровая груда тлеющих углей излучала блаженное тепло, тогда как дым уходил в узкое отверстие в потолке.