Увы, и в Верхнем, как и в Долгом озере, этого самого леща я тоже никак не мог встретить, хотя провел на здешних берегах не один день. На крючок, наживленный червем мне постоянно попадались окуни, сорога-плотва, увесистые красноперки, но ни разу в моих уловах не было даже самых захудалых подлещиков. И я уже начинал думать, что местные лещи определенно сговорились и объявили мне по какой-то причине полный бойкот, как вдруг произошло событие, о котором я не могу вам не рассказать.
В Тимково озере я заглядывал очень редко. Во-первых, дорога туда была не из легких: весь кривой, хилый ручей, что вел в Тимково из Долгого озера был перегорожен в нескольких местах заборами-заколинами, которые должны были по весне преграждать дорогу рыбе и направлять ее в специально поставленную в воротцах забора снасть-курму. курмы здесь давно уже никто не ставил, но заборы-заколины так и не убрали, а тому мне всякий раз приходилось с большим трудом преодолевать в своем челночке эти препятствия.
Не тянуло меня в Тимково и еще одно обстоятельство — это озеро не имело, как большинство наших таежных озер, положенных таким водоемам берегов. Точнее, берега у Тимкова озера когда-то все же были, но к нашему свиданию они успели обрасти качающимся на воде травяным ковром, который в желании спрятать под собой все озеро уже довольно далеко отошел от еловый стены, прежнего берега, и теперь, чтобы устроиться здесь рыболову-удильщику, приходилось как-то причаливать лодочку к зыбкому ковру-плавуну и закидывать на него камень-якорь. Случалось и нередко, что такой якорь-камень сразу пробивал эту траву-ковер, уходил вместе с якорной веревкой куда-то далеко вниз, и потом, когда ты заканчивал ловлю или собирался все на всего сменить место, тебе приходилось долго и мучительно вызволять свой импровизированный якорь из болотного плена.
Словом, похвастаться успехами на Тимкове озере я никак не мог и прежде всего по причине очень редких свиданий с этим сразу не приглянувшимся мне водоемом. Но так уж бывает, остается в тебе что-то доброе даже от вроде бы самой неудачной встречи и эта добрая память нет-нет да и заставляет тебя повторить прежнюю дорогу. Вот так я еще раз отправился на Тимково озеро, хотя и зарекался вроде бы больше туда не заглядывать.
Ручей-дорога в Тимково позади, как и раньше, прижимаю свою лодчонку-челночек к зыбкому ковру-берегу, отправляю туда свой якорь-камень. Камень вроде бы сразу не провалился, не пробил берег-ковер — и то хорошо. Разматываю леску. Поплавок уже не воде. Поплавок самодельный из прочного пенопласта — это мой самый ходовой поплавок для любой ловли. Сижу в лодочке тихо. Вокруг тоже умиротворяющая, добрая тишина не слишком раннего, а оттого уже теплого утра. Признаков рыбы нигде не отмечаю: нет ни кругов, ни всплесков. Подожду еще немного, а там скажу этому озерку-болоту прости и прощай…
Наверное, все так бы и было дальше, если бы мой поплавок сразу не скрылся под водой… Подсечка, и как всегда в случае встречи с серьезной, но знающей себе цену, рыбиной, я сразу почувствовал на крючке тяжесть. Нет рывка, нет упорного стремления уйти в сторону, на глубину, а просто тяжесть, и эта тяжесть все-таки поддается моему желанию увидеть, кто именно соблазнился червем, посаженном на крючок… Рыбина все ближе и ближе к поверхность — и вот уже лещ-красавец собственной персоной передо мной в нескольких метрах от лодки. Он лежит на воде почти так же независимо от всего, что вокруг него, как лежат на воде среди прибрежной травы всплывшие вдруг по каким-то известным только им причинам бронзовые нерестовые лещи-подносы.
Этот мой лещ, подарок Тимкова озера, тоже необычно торжественно бронзовел своей чешуей. Он был неповторимо прекрасен и завидно тяжел, хотя мои пружинные весы и согласились отмерить для этого моего леща с поднос всего два с лишним килограмма…