Возможно, похожее происходит и с нашей рыбкой, уклеей-салажкой, шустрой, быстрой, как лучик солнца, мелькнувший на озерной волне. Где-то она поменьше, а потому и совсем незаметна, а вот здесь, в Космозере, эта салажка особая, выдающаяся…
На этом берегу озера, где мы остановились, обитают интересные люди — они вроде бы и рыбаки и не рыбаки одновременно — их промысловые объект — форель, но не вольная, а садочная, которую разводят в садках. Садки тут же, в воде, и килограммовой форели в этих садках видимо-невидимо.
Форель доставляют сюда еще мальками и тут выпестывают, выкармливают, а затем вычерпывают из садков и перепоручают следующим «рыбакам», задействованным в этой промысловой цепочке… Как раз в то время, когда мы увлеченно занимались рыбешкой-салажкой, и пришел приказ: отловить сколько-то мерной форели, какую можно целиком подавать в запеченном виде на блюде посетителям ресторанов.
Хозяева форелевых садков оказались еще и настоящими рыбаками. Они знали все окружающие водоемы, а по зиме промышляли аж в самом море Онего. Поделились они со мной и своими планами: построить здесь, на берегу Космозера несколько домиков и приглашать сюда на отдых и рыбалку отпускников, благо дорога к форелевому хозяйству хорошая, прямая от Медвежьегорска. Свой дом отдыха они собирались делать всесезонным, т. е. приглашать и любителей подледной ловли… Ну, а летом… А на лето я им откровенно посоветовал соблазнять приехавших сюда не только форелью, выращенной в садках, не только окунем, плотвой и щукой, которая, конечно, есть здесь и за которой вполне удачно можно тут поохотиться, но еще и чудесной, веселой рыбкой-салажкой, какую встретил я впервые только здесь, на Космозере. Поверьте мне — ловить эту рыбку очень большое удовольствие — удивительно радостная эта ловля…
С тех пор, как побывал я на Космозере, прошло уже достаточно времени. После Космозера ловил я очень приличных окуней на той же Святухе — ловил возле «елочки», какую устроил сам, опустив на дно привязанную к большому камню-якорю двухметровую вершинку ели — сюда, к такой «елочке», почти тут же собрались местные окуни-гренадеры. И надергать полное ведро таких окуней рыбакам не представляло большого труда.
После Космозера ловил я вполне приличных щук на давно знакомых мне таежных озерах — словом, вслед за порадовавшей меня салажкой Космозера были у меня и другие, очень заметные встречи, но и теперь я с радостью, с улыбкой вспоминаю эту немудрую рыбку, с которой впервые встретился летом 2002 года…
Вернувшись в Москву, я достал с полки томик Л.П. Сабанеева, внимательно прочел все, что говорилось здесь о нашей уклейке-салаге, и все- таки поверил до конца, что на Космозере я имел дело именно с этой рыбкой:
«Уклея очень красива, особенно, когда переворачивается на солнце и сверкает своею серебристой чешуею… Рыба эта представляет, однако, множество видоизменений, которые отличаются между собой незначительными уклонениями в относительных размерах тела, более или менее косым ртом, более или менее тупым носом… Большею частью уклейка имеет в длину около 6 дюйм., в редких случаях достигает более четвертой аршина…»
А четверть аршина — это побольше 18 сантиметров…
Два года подряд навещал я Онежское озеро — был в гостях у славного моря Онего и по зиме, и по летнему времени. Дважды объехал я вокруг озеро-море — дважды замкнул т. н. кругосветку, путешествуя сначала с востока на юг, запад, север и снова на восток, а на следующий год в обратном направлении. И везде, где можно, я старался подойти к самой воде, вглядывался подолгу в бесконечную даль, в силуэты упрямо стоящих посреди буйной воды онежских островов, часами слушал голоса северной воды и все это время смутное чувство беспокойства за судьбу нашего удивительного северного водоема не покидало меня… Увы, это бесконечно тайное до сих пор, громадное водное пространство живет, как мне кажется, сейчас более чем сиротливой жизнью…
Еще вчера живые, деятельные поселения по берегу озера, занимавшиеся лесным промыслом, приказали долго жить: нет для них леса, нет работы, и вчерашняя, привилегированная, по местным понятиям, лесорубная публика ныне лишь серые, чуть живые тени — поселения, связанные с лесным промыслом, лишившись работы, гибнут.
За чертой, отделяющей жизнь от смерти, оказались многие северные поселения, занимавшиеся сельским хозяйством. И теперь порой только дачники, что заполняют собой прибрежные населенные пункты, как-то оживляют берега озера и то только на 2–3 летних месяца.