Точно. Немного в стороне от груды камней, поднявших на себе ледяной панцирь, лунка, вторая, третья. Чуть дальше — еще и еще аккуратные окошечки во льду. Неподалеку от чужих сверлю свою собственную, самую первую лунку во льду Пялемского простора. Глубина чуть-чуть больше четырех метров… Что это: еще только скат с луды или так неглубоко здесь повсюду?.. Пока размышляю, прикидываю, является окунек, не очень малый, но все-таки не слишком подходящий для того, чтобы называться хозяином такой суровой воды. За ним другой — чуть покрупней… А дальше — тишина…
Новая лунка, совсем в стороне от камней-луды. Глубина та же — четыре метра с небольшим. Еще одна лунка — дно ровное, как пол в доме — ни глубже, ни мельче. Стараюсь отыскать подъем дна к каменной гряде. Нахожу, но ската, как такового, здесь нет — подъем ленивый, долгий. Устраиваюсь на глубине чуть меньше четырех метров. Уговариваю обитателей местных вод вступить со мной в переговоры. Меняю снасть — мормышки. Пока никакого ответа.
Солнце уже высоко, уже как следует припекает в спину, ледка в лунках давно уже нет. Снег вокруг раскисает на глазах, поднимаю и опускаю мормышку, как умею, играю этой снастью почти по всей глубине. И вдруг чувствую: кто-то остановил мою снасть и тут же, не отпуская мормышки, кинулся прочь от лунки. Я удерживаю слишком ретивого незнакомца и потихоньку поднимаю его ко льду. И тут чувствую легкий удар — словно мормышка, освободившись от прежней тяжести, впилась крючком снизу в ледяной край лунки. Осторожно поднимаю и чуть-чуть опускаю кончик удилища — никакого результата: крючок по-прежнему впился в лед. И только-только вспоминаю об отцепе, как моя мормышка оживает и тяжело падает вниз. Какие-то секунды — и на льду, отливая голубизной, светится своими доспехами красавец-хариус.
Из всех рыб, известных мне, хариус для меня рыба-сказка, так и не услышанная пока до конца. Я встречал хариусов и в реках и в озерах. Встречался с этой удивительной, быстрой и по-своему мудрой рыбкой у нее, в главное ее доме, в царстве хариусов, на Башкаусе и Чулышмане. Казалось, что еще? И все равно до сих пор даже само имя этой рыбки-подарка на счастье, звучит для меня самой трепетной музыкой…
Совсем недалеко от того места, где сижу я сейчас над своей лункой и любуюсь доставшимся мне подарком, к озеру приходит река, где и нерестятся, справляют свои свадьбы местные хариусы. Река по лету другой раз почти совсем мелеет, и хариус, зашедший в начале весны в реку, скатывается обратно в Онежское озеро. Здесь он зимует здесь снова готовит себя в дорогу к местам нереста и перед заходом в реку, перед самым началом большой воды, скапливается, как рассказывали мне мои друзья, перед устьем реки другой раз в очень большом числе.
Хариусам пока еще рано собираться возле самой реки — вода в реке еще не начала поднимать сдавивший ее лед, но видимо, что-то уже тревожит этих рыб-путешественников и они нет-нет да и появляются здесь, недалеко от своей родной реки.
Я жду еще хариуса. Но в этот день еще одной встречи с моей рыбкой-сказкой мне не выпало…
К полудню снег на льду совсем раскис — в кислую кашу рыбацкий сапог уходит по самую щиколотку — идти куда трудней, чем утром по морозцу. Мы завершаем ловлю и направляемся домой. Солнце, тепло — расстегивает куртки, сдвигаем на затылок свои головные уборы. Бредем по кислой каше, не торопясь, счастливые среди такого чудесного дня на весеннем льду.
Дома моя супруга, подверженная почти точно такой же болезни-страсти, как и я, принимается готовить уху — уху по-карельски… Большая глубокая сковорода, по дну сковороды ровно уложены рыбки, сверху кружочки лука, лист лаврушки, соль. Если есть под рукой картофель, то кружочки или полоски этого продукта, и до краев сковороды — вода. И все это варится, слегка кипятится-пузырится на медленном огне… Сварилась рыба, готов и бульон-уха. Самого бульона-ухи в ухе по-карельски совсем немного — так, почерпать ложечкой, но зато какой вкус! Какой аромат! Какая янтарная крепость!