Сегодня исполнилось ровно семь дней с момента их знакомства, и чрезмерно чистая совесть уже начинала тяготить Бориса Михайловича. В конце концов, им не шестнадцать лет, чтобы гулять по городу и сидеть в кофейнях, где к тому же запросто можно встретить знакомых. Екатеринбург – город маленький. Лола, в конце концов, свободная женщина, а он… Да, черт возьми, каждый мужчина имеет право налево! И когда Лола предложила ему отпраздновать наконец-то состоявшийся развод, Борис Михайлович сообщил жене, что день рождения шефа будут отмечать в строго мужской компании, поклялся вернуться домой вымытым и по возможности трезвым и в восемь вечера, как положено, с букетом цветов и бутылкой шампанского стоял у дверей Лолитиной квартиры.
Если бы он знал, о, если бы он знал!.. Он бы не нажал кнопку этого проклятого звонка, он бы на порог этой идиотской квартиры не ступил! Сидел бы с Катюшей дома, рассказывал бы ей всякие истории, в лицах изображая общих знакомых, а она смотрела бы влюбленными глазами и смеялась его шуткам, вытирая выступившие от смеха слезы. Она милая и непосредственная, как девочка, его Катюша. Потом она бы приготовила его любимое мясо с сыром, а он бы успел за это время сладко задремать в кресле под мирное бормотанье телевизора, вдыхая упоительный запах и предвкушая вкусный ужин, – что ни говори, а готовит Катюшка отменно! Потом они поужинали бы, болтая ни о чем и гадая, во сколько на этот раз явится домой дочь-студентка, выпили бы винца – он в последнее время перешел с коньячка на красное, Катюша сказала, что оно даже полезно для повышения гемоглобина в крови. А потом, ловя сладкий момент, пока дочери нет дома, они, как воришки, забрались бы в постель, возясь, подначивая друг друга и прислушиваясь, не щелкает ли дверной замок, хотя до полуночи можно было не беспокоиться. Он так любил свою спальню, которую жена уставила милыми безделушками, а он настоял на большом, во всю стену, зеркале… Тогда Катя сказала, что с зеркалом и при свете она не будет, потому что стесняется, и ему очень нравилось каждый раз ее переубеждать… и жену он тоже очень любил, а вот, поди ж ты…
Тут Борис Михайлович чуть не завыл волком. Идиот клинический! Придурок! Кобель хренов! Потянуло его на сторону, сколько раз зарекался, потому что потом больше хлопот, чем в процессе кайфа, и опять! Козел, одно слово, ко-зел!!! «Господи, пронеси, и я больше никогда…» – забормотал было Борис Михайлович, но тут же устыдился просить Всевышнего вмешиваться в столь интимное дело. А может, плюнуть на все и сигануть с балкона? Третий этаж… Опять же, в трусах и в одном носке далеко не уйдешь. А поначалу вечер обещал быть томным: Лола была обворожительна в своем странном платье, ласкова и игрива, они выпили и даже немного потанцевали, точнее, покачались с ноги на ногу, обнявшись, под приятную музыку. Ее глаза, дразнящие и чуть испуганные, с расширившимися зрачками, такими темными, что в них ничего не отражалось, ее глаза были так близко… И Борис Михайлович ее поцеловал, но Лола мягко высвободилась из его нетерпеливых рук и, снова включив музыку, стала снимать по очереди одежду с себя и с него – вроде танец такой. Потом зазвонил телефон, но Лола сняла трубку и бросила ее рядом с базой на журнальный столик. Борис Михайлович, подтанцовывая по мере сил, замирал в сладостном предчувствии. Он еще успел подумать, под чутким Лолитиным руководством расставаясь с брюками, что такого красивого секса в его жизни, пожалуй, еще не было!
И в ту же секунду натренированным слухом он уловил металлический щелчок ключа в дверном замке.