Выбрать главу

Дело было в конце июня на заливных лугах, где после схода весенней ольминской воды оставались многочисленные прозрачные бочажины. Вот на этих угодьях заезжий бугай и ловил нашу рыбку.

Больно уж его подивило орудие промысла – самодельный алюминиевый бочонок без днища с ручками по бокам. Суть процесса в том, что рыбак в болотных сапогах просто переходит по затопленному лугу с места на место и резко ботает бочонком в неглубокую воду то здесь, то там, упирая его в почву и стараясь накрыть отчётливо видимую добычу. Хвать, а в бочонке уже и рыба забилась. Остаётся только или руками её ухватить или сачком поддеть.

В ту весну много рыбы на луга на нерест зашло. Бугаев всё ловил и ловил, никак остановиться не мог, такой, значит, в нём пыл появился. С центнер, наверно, набагрил. Подлещик, щучка, белый амур, крупный окунь, карась и даже сазан – такова была его добыча.

И всё-таки, рыбалка – это тихое дело, а вот охота на дикого зверя – громкое.

Кроме всего прочего, в Ольмапольском районе имелись довольно обширные заповедные леса, примыкавшие к отрогам Ольминских гор, где водилось немало живности. Вот её-то, эту живность, чернильные души и отстреливали. Валили кабанов, лосей, оленей. Случалось, добывали и медведя. Ну на последнего просто так, в открытую, не выходили, рисковое всё-таки дело. А вот с вертолёта несколько «мишек», восемь или девять, точно уж не помню сколько, только за один год оприходовали.

Больше всего ольмапольцам запомнился случай с охотой на горных архаров, водившихся на скалистых предгорьях Кош-Ольмача, в которой участвовал полпред российского президента в Госдуме Косолапкин. Горные архары эти, между прочим, занесены в международную Красную книгу и Красную книгу России как редкое животное с постоянно убывающей численностью. Охота на них была под абсолютным запретом.

Но российские законы писаны для простых смертных, а для высоких сановников они не более чем сортирная бумажка при случае.

Короче, полетел новоявленный московский гость на вертолёте охотиться на бедных архаров. В тёплой компании местных мандаринов. Не прошло и получаса, а на их счету уже было четыре или пять краснокнижных животных, крупных, килограммов по сто восемьдесят. Однако этого количества им показалось мало, и охоту было решено продолжить.

На беду или на счастье, это опять уж для кого как, вертолёт зацепился лопастью за гору при попытке захода для зависания. И потерпел крушение. Как раз в то мгновение, когда Косолапкин уже прицелился в очередную свою жертву.

Но, видимо, Бог пожалел горного барана. А браконьеров не пожалел. При крушении, кроме Косолапкина, насмерть разбились вице-премьер правительства области, председатель комитета области по охране животных, сотрудник аппарата Госдумы и несколько членов экипажа вертолёта. Лётчиков, конечно, жалко, они народ подневольный, а что касается чиновников, то туда им и дорога. От них все наши беды.

Я был вне себя от радости, что им крышка настала. На душе такая благодать разлилась – словно боженька по ней босичком пробежал! Да для всего Ольмаполя тогдашний день великим праздником выдался, радовались и стар и млад.

А несколько человек выжили, и вместе с ними какой-то эксперт из Госдумы. Его, жирного борова, ещё по телевизору показывали, как он, лёжа в больничной палате, возмущался в видеокамеру по поводу реакции обычных граждан на случившуюся катастрофу.

– Это надо же, – говорил он, – животных жалеют, а к нам никакого сочувствия! А мы ведь столько страданий перенесли!

На самом же деле жалко было, что он тоже не окочурился.

Всех этих преступников потом оправдали. Ну да, рука руку моет. Исполнительная власть – одна рука, а судебная – вторая. Вот если бы на месте браконьеров оказался кто-нибудь из простолюдинов, то дали бы на полную катушку.

С простыми ольмапольцами, не считая ближней прислуги, обитатели этого самотворного рая редко пересекались. Только если задавят кого на своих иномарках или сами разобьются. В первом случае к делу подключались адвокаты и прочие юристы с целью охранения нуворишей от поползновений возмущённой черни. Во втором случае к выполнению профессиональных обязанностей приступали врачи или гробовщики.

Лично мне изобильная жизнь ольмапольской элиты напоминала картинку из Древнего Рима, на которой были показаны тогдашние бани – термы.

В термах возлежали, пили благородные напитки и вели возвышенные светские беседы достославные патриции. А внизу, под подземными сводами, словно черти в аду, гнули спину, изнемогая от жары и духоты, истопники-рабы. Изо дня в день до самой смерти не переставали они поддерживать в печах и, следовательно, в термах нужную температуру.