— Мы тут временно. Скоро уйдем. Как только потеплеет.
— А куда?
Внимательно посмотрев на Лельку, которая явно сочувствовала беспризорникам и жалела их, Гриша, однако, не стал вдаваться в подробности. Спокойный, неразговорчивый, с умными карими глазами, он был симпатичен Лельке. Она завела разговор о том, что им будет лучше, если они придут на приемный пункт, но Васька, бойкий веснушчатый парень с коротким вздернутым носом, прервал ее:
— Знаем — устроят облаву, как на зверей! Переловят — и в лагерь на замок!
— Ну почему же, — стала объяснять Лелька. — Совсем не так…
— А тебя что, легавые подослали, да?
— Кто это? Я сама пришла, никто меня не посылал.
— Смотри! Если скажешь… — Васька погрозил ей кулаком и выругался.
Гриша молча посмотрел на него, Васька сразу притих и сказал извиняющимся голосом:
— А я ничего… Просто, чтоб знала…
Лелька просидела в соборе до вечера, потом сбегала домой за одеялами. Мамы в это время дома не было, и она, схватив одеяла и никому ничего не сказав, возвратилась в собор. Спать легла вместе с малышами, прямо на каменный пол.
Три дня провела она с беспризорниками, ухаживая за малышами, среди которых были больные. Беседовала со старшими, уговаривая их не уходить, подружилась со многими. Беспризорники, хотя и питали к Лельке доверие, все же упорно стояли на своем, боясь оказаться в руках властей.
Когда Лелька явилась домой, вся грязная, обовшивевшая, мама ахнула:
— Где же ты была, Лелька? Я уже не знала, что делать, где искать тебя! Что случилось?
И Лелька рассказала маме о соборе, о беспризорниках.
— Господи! Бедные дети! Им нужно помочь — ведь они пропадут! — забеспокоилась мама. — Неужели не хотят?
— Нет, мама, не хотят, — уныло ответила Лелька.
— Придется тогда организовать облаву.
— Ой, не надо! Они боятся облавы!
— А как же быть, Леля? Их необходимо спасти…
— Я еще попробую — может, уговорю, — нерешительно сказала Лелька, чувствуя, что вряд ли ей это удастся.
— Ох, Лелька! — вздохнула мама.
Все же облаву решили устроить, хотя Лелька была против. Назначили день. Лелька понимала, что это необходимо, что в колонии детям будет лучше, но не могла совладать с собой, чувствуя себя предательницей по отношению к Грише, к беспризорникам — ведь она пообещала молчать и не выдавать их. Не выдержав, побежала в собор и предупредила Гришу о готовящейся облаве.
Когда пришли за беспризорниками, в соборе было пусто — все куда-то ушли, даже больных забрали с собой. О подземном же ходе никто не знал, а Лелька не стала сообщать.
— Боже мой! — сокрушалась Мария Павловна, сидя за тетрадками, которые она каждый вечер проверяла. — Ну почему они убегают? Я не сплю по ночам, все думаю, думаю… Тиф, холод… Ужасно! Время идет, а они не учатся… Ведь им сразу — и еду, и чистое белье. А они не хотят, убегают…
Директор школы вызвал Лельку к себе, стал осторожно расспрашивать о беспризорниках, советуясь с ней, пытаясь узнать, где они теперь находятся.
— Ведь ты, наверное, знаешь. Что же ты — хочешь им зла? Ну сама подумай!
— Нет…
— Тогда скажи — это для их же пользы. Неужели тебе не ясно?
Мягкий, доброжелательный человек, он говорил с ней доверительно, и чувствовалось, что он действительно глубоко обеспокоен судьбой беспризорных. Лельке стало стыдно: и мама, и директор, и все кругом хотят спасти бедных детей, а она… Правда, в глубине души Лелька верила, что Гриша и сам поймет, ведь он не глупее и ничем не хуже других, даже наоборот…
— Они ушли к реке через подземный ход, — твердо сказала она.
Директор помолчал, внимательно глядя на Лельку, и спокойно произнес:
— Вот и хорошо. Значит, ты понимаешь, как нам важно знать.
Но детей у реки уже не оказалось.
Прошло несколько дней. Внезапно ударили морозы, беспризорникам некуда было деваться, и Гриша сам привел замерзших малышей на сборный пункт. Лелька была счастлива, сознавая, что в этом и ее заслуга. Оставив маленьких, он ушел, чтобы уговорить и привести детей постарше, которые все еще сопротивлялись.
Некоторое время спустя, когда школьники собрались на первомайскую демонстрацию и перед зданием школы уже выстроилась праздничная колонна с алыми флагами, кто-то крикнул:
— Глядите, кто к нам явился! Эй, Тарзан, это твои знакомые?
Группа беспризорников, чумазых, в лохмотьях, стояла в сторонке, неподалеку от школы. Они жались друг к другу, переступая с ноги на ногу, смущенно и в то же время с независимым видом посматривая на ребят, одетых по-праздничному, в красных галстуках. Гриша уже шел к школе.