Неожиданно одно крыло поднялось куда-то в синее небо, а другое накренилось и, уткнувшись в город, стало плавно чертить по нему круг. Лельку прижало к сиденью. Руднев сделал глубокий вираж в одну сторону, потом в другую. А вслед за этим произошло что-то непонятное и странное — Лелька вдруг почувствовала себя легкой как перышко, и ее рвануло из кабины куда-то вперед и в сторону… Инстинктивно цепляясь руками за борта, за расчалки, она старалась удержаться и не упасть с крыла… Мгновенно сообразила — ремни расстегнула!..
— Ты куда?! — заорал Руднев, заметив на крыле справа от себя Лельку.
Он сразу перевел самолет в горизонтальный полет, а Лелька, перепуганная, держась за борт кабины и перебирая руками, вернулась на свое место и тут же стала привязываться ремнями.
— Я же сказал тебе пристегнуться! — крикнул Руднев и стал снижаться на посадку, сердито поглядывая на Лельку.
На земле он выключил мотор и некоторое время молча сидел в самолете.
— Ну, Ямщикова, долго жить будешь! — сказал он, выйдя из кабины, и закурил, чтобы успокоиться. — Почему не привязалась?
— Я сначала привязалась, — виновато ответила Лелька. — А потом… думала, вы больше не полетите…
Лелька по-прежнему старательно ухаживала за самолетом, с завистью смотрела, как летают курсанты, но попросить инструктора еще раз взять ее в воздух не решалась. Он сам как-то раз спросил:
— Что, здорово перепугалась? Теперь и в самолет не сядешь?
— Сяду! Если возьмете…
И Руднев стал понемногу учить ее летать, хотя официально Лельку не зачисляли в группу — ей было всего шестнадцать лет.
Только спустя год, когда Лелька кончила девятилетку и проводился новый набор в аэроклуб, ее приняли. Руднева к этому времени не было в живых: он погиб при катастрофе на аэродроме. Учлет, которого проверял Руднев, на первом развороте совершил грубую ошибку, и чувствительная «аврушка» на малой высоте сорвалась в штопор, врезавшись в землю…
Лельку взял к себе в группу инструктор Муреев, у которого раньше училась летать известная летчица Вера Стручко. Теперь Вера работала здесь же, в Ленинградском аэроклубе, инструктором. Собственно, Муреев потому и взял Лельку в свою группу, что Вера прекрасно зарекомендовала себя: она летала лучше парней. Видимо, от Лельки он ждал таких же летных способностей, потому что сразу сказал ей:
— На тебя я надеюсь, Ямщикова. Ты девка ответственная. Девки — они хваткие, с полслова понимают, что к чему.
Однако не сразу у Лельки с Муреевым установились нормальные отношения. Была у него привычка, а может быть, такой метод обучения: постоянно ругать учлета, причем речь свою он пересыпал нецензурными словами, не придавая этому никакого значения. Грубоватый по натуре Муреев не изменял себе даже в том случае, когда учеником была девушка.
Лелька не хотела мириться с этим. Услышав выражения, которыми он, не стесняясь, забросал ее, как только она села в самолет, Лелька покраснела и твердо сказала:
— Товарищ инструктор, я не привыкла слышать такое… Не хочу!
Муреев вытаращил на нее светлые глаза и засмеялся.
— Ничего, привыкнешь! Если хочешь летать, то терпи, ясно?
И уверенный в своей правоте, резко скомандовал:
— Рули на старт!
Но Лелька не двинула рукой. Обиженная, с красным, как мак, лицом сидела в кабине, молча уставившись на указатель скорости — единственный на «аврушке» прибор, не считая высотомера, который ремешком прикреплялся к коленке. Губы ее дрожали, тонкие брови страдальчески надломились. Как же Вера Стручко училась у него? Лелька не могла понять. Значит, и с ней он так? Сейчас Вера — один из лучших инструкторов. Гордая, независимая Вера, красивая как богиня и неприступная как скала. Неужели она терпела?
— Ну чего сидишь, Ямщикова? Подумаешь, принцесса какая! Выруливай!
— Не принцесса, а ругню слушать не буду! — упрямо повторила Лелька.
— Тогда вылезай к…! — вскипел Муреев.
И Лелька скрепя сердце молча вылезла из кабины, спрыгнула на землю, отошла подальше от самолета и осталась стоять отвернувшись. Хотелось плакать от обиды. Она кусала губы, подставляла лицо прохладному ветру… Вот и все, кончились полеты… Как теперь быть? И почему ее назначили к этому грубияну?..
Убедившись, что Лелька обиделась не на шутку, Муреев тоже вылез, медленно подошел, походил за Лелькиной спиной, скрестив руки на груди и зажав под мышками кисти, словно хотел сам себя связать. Извиняющимся голосом сказал:
— Ладно, Ямщикова, садись! Понимаешь, ты уж как-то… Я постараюсь не употреблять, ты уж извини…
Исподлобья Лелька бросила быстрый взгляд на Муреева, и сразу ей стало жаль его. Не говоря ни слова, она вернулась к самолету, заняла свое место.