Муреев при ней больше не выражался, а когда, случалось, и выскочит какое-нибудь словцо, он сразу же виновато умолкал, а Лелька делала вид, что не слышала.
В тот день, когда произошла размолвка, Вера Стручко, зорким глазом сразу все заметившая, подошла к Лельке после полетов.
— Что, отчитала? Правильно.
— Ругается он нехорошо…
— А ты не молчи. Я тоже сначала поссорилась с ним — перестал. Но, между прочим, отличный инструктор. Учти!
Лелька промолчала, слегка пожав плечами. Высокая светловолосая Вера, ослепительно красивая в темно-синем комбинезоне, перетянутая в талии узким ремешком, в синем берете, по моде натянутом на одно ухо и закрывавшем пол-лица, улыбнулась и спросила:
— А ко мне — не хочешь?
Лелька порозовела — ей было приятно, что Вера приглашает ее в свою группу, но, подумав о Мурееве, который непременно обидится, ответила:
— Спасибо. Нет, я уж останусь.
— Правильно, — согласилась Вера. — Держись и не сдавайся! Между прочим, ты знаешь, что Муреев еще в гражданскую войну летал? Он очень опытный летчик, тебе повезло.
В это время откуда-то сверху послышался нежный, поющий звук — похоже было, будто играет гавайская гитара, и обе девушки подняли головы: над аэродромом, звеня многочисленными расчалками, медленно летел «Илья Муромец».
— Вот и на таком он воевал, — сказала Вера.
Шло время, Лелька успешно осваивала программу, и Муреев был доволен ученицей. В начале июня выпустил ее в самостоятельный полет, после чего стал учить пилотажу. Лелька хорошо чувствовала самолет, и все фигуры получались у нее безукоризненно. Потом были полеты по маршруту и наконец — зачеты. Комиссия, проверявшая летную подготовку, похвалила Лельку за точность приземления и отличную посадку, поставив ее в пример многим другим учлетам.
Летом на аэродроме появился новенький с иголочки самолет У-2, один из тех, которые должны были сменить отжившую свой век «аврушку». Серебристого цвета, он гордо стоял среди старых самолетов, сверкая на солнце плоскостями и вызывая восхищение летчиков и мотористов. Старенькая «аврушка», неустойчивая в воздухе, почти без приборов, вечно замасленная и грязная от прилипшей пыли, рядом с ним не выдерживала никакой критики.
Муреев предложил Лельке полетать с ним на новом самолете. У-2 оказался послушным и устойчивым, и Лелька легко справилась с ним, когда инструктор дал ей управление.
— Вот на таком будешь летать в школе инструкторов, — сказал Муреев, посадив самолет.
— Где? — переспросила она.
— В школе летчиков-инструкторов, куда я тебя рекомендовал. Ты ведь и дальше собираешься летать?
— Собираюсь!
Об этой школе, открывающейся в Москве, в Тушино, Лелька слышала, но не знала, примут ли туда ее, потому что отбор был строгий — направляли в школу только самых способных.
Муреев одобрительно кивнул.
— Молодец! Не зря я на тебя надеялся, Ямщикова.
В Тушино, где находилась Центральная летная школа инструкторов, Оля приехала осенью. Было уже холодно, когда начались занятия, и курсанты, жившие в недостроенном здании школы, мерзли. Койки стояли в большом неотапливаемом зале. Стекол в окнах еще не было, рамы только собирались вставлять.
Группа девушек, человек двенадцать, размещалась прямо на сцене, отделенной от большого зала занавесом. Вставать приходилось рано, когда было еще темно.
Строго выполняя распорядок дня, старшина Аркаша Гожев, с которым Лелька училась в Ленинградском аэроклубе, объявлял подъем. А ровно через сорок секунд после этой команды он подавал новую: «На зарядку — становись!»
Поднималась суматоха. Все спешили, хватали свои вещи, натягивали на себя. Лелька никогда не успевала одеться полностью. Первое время она с вечера ложилась спать полуодетая — утром оставалось только надеть брюки и, обмотав ноги портянками, сунуть в сапоги. Для большей надежности портянки она пришила к брюкам…
Аркаша, который давно уже был неравнодушен к Оле, посмеивался над ней:
— Ямщикова, не забудьте надеть брюки! — кричал он, когда девушки за занавесом поспешно одевались.
На сцене раздавался смех, и Оля отвечала:
— А ты слишком поздно зовешь на зарядку — ты бы звал через пять секунд! А то — сорок!
— Привыкайте, дамы, к дисциплине: тяжело в учении — легко в бою, — смеялся Аркаша. — Время истекает — сейчас открою занавес, и все увидят спектакль: «Женщины в авиации!» Итак, рраз!.. два!..
— Аркашка, не пугай! — говорила Оля среди визга, поднятого девушками. — Смотри, устроим тебе темную!