В инструкторской школе учились парни и девушки из разных городов — Полтавы, Одессы, Ленинграда, Саратова… Это была способная молодежь, прошедшая первоначальное обучение в аэроклубах, страстно влюбленная в авиацию. Некоторые успели уже прославиться своими успехами.
Темными морозными вечерами инструкторы и курсанты собирались у жаркой печки под лестницей, спорили, пели, говорили о будущем авиации. Оля тоже приходила погреться, послушать рассказы летчиков. В это время ей нравился Павел Головин — светлоглазый красавец богатырского сложения, кумир всех девушек летной школы.
В Тушино Головин приехал уже знаменитым пилотом-парителем прямо из Крыма, где осенью 1932 года состоялся Восьмой всесоюзный слет планеристов. Там, в Коктебеле, он совершил на планере выдающиеся полеты, установив мировой рекорд продолжительности парения. При этом он впервые пользовался не потоками обтекания гор, а тепловыми воздушными потоками, возникающими в результате неравномерного нагревания земли, так называемыми «термиками»…
Его просили рассказать о своем полете, и он охотно рассказывал, как орлы помогали ему отыскивать восходящие потоки, как многие часы днем и ночью парил он над Коктебелем, «Долиной голубых скал», над горой Кара-Даг, над морем.
— В этом полете мне посчастливилось перекрыть мировой рекорд продолжительности парения больше чем на два часа, — закончил Павел и, улыбнувшись, добавил: — Все поздравляли меня, даже пытались покачать, но покачать меня не удалось: я вешу девяносто килограммов!
Спустя несколько лет Оля услышала имя Павла Головина, полярного летчика, Героя Советского Союза, который первым пролетел над Северным полюсом в 1937 году. Позже, начав летать на опытных самолетах, он разбился во время испытаний… А тогда, в Тушинской школе, слушая его рассказы, Оля решила, что непременно попробует полетать на планере, как только представится возможность.
Издали она любовалась Павлом, не смея к нему приблизиться и скрывая от всех свои чувства. Встречаясь с ним, смущалась и краснела. Только один раз и пришлось ей перекинуться с ним двумя словами, в раздевалке, когда она спешила на полеты.
— Что, Оленька, нравится тебе летать? — спросил Павел.
— Нравится, очень…
— Я слышал, у тебя получается неплохо. Молодец!
Счастливая, Оля улыбнулась в ответ и, мотнув косами, быстро убежала.
Летчик-инструктор Петр Балашов, под стать Павлу, был рослый, сильный, красивый. Но Петр совсем не замечал Оли, был выше всякой «мелюзги», и Аркаша, который словно читал в душе Оли, сказал ей:
— Ты на него не смотри, Олюшка.
— На кого?
— Зазнается он. Зря ты стараешься.
— Вот еще! Придумал… А на кого же смотреть можно?
— Ну, скажем, на меня.
Улыбнувшись, Оля воскликнула:
— Аркаша, да я с тебя глаз не свожу! Куда ни повернусь, только тебя и вижу!
И действительно, Аркаша Гожев всегда был там, где Оля: на занятиях и в столовой занимал ей место поудобнее и садился рядом, летали они в одной группе, даже песню запевали в два голоса, когда курсанты шли строем. Он был надежным другом, с которым легко и приятно, и Оля так привыкла к нему, что невольно чувствовала себя осиротевшей, если вдруг Аркаши не оказывалось поблизости.
Когда курсанты шли колонной из Тушино до Оружейного переулка в бани, предупредительный и внимательный Аркаша отбирал у Оли сверточек с чистым бельем и нес его вместе со своим. Случилось однажды, что он, возвращая сверток Оле, перепутал и отдал ей свой, а помывшись, обнаружил, что белье у него женское…
Путь до бани был долгий, и чтобы не скучать, пели песни одну за другой. Обычно запевала голосистая Оля, и сразу подхватывал Аркаша, а потом и остальные.
Веселая колонна шагала по шоссе, привлекая внимание прохожих, которые останавливались и улыбались. Пели на разные голоса, с присвистом, с гиком.
Полеты начались глубокой осенью. Новенькие, только что поступившие с завода самолеты У-2, пришедшие на смену старенькой «аврушке», сверкали чистотой. Послушные, легкие в управлении и маневренные, они вызывали всеобщее восхищение.
Осень была дождливая, стояли туманы, и летную погоду буквально ловили, ожидая ее с нетерпением.
Оля попала в группу к инструктору Черевичному. Это был высокий худощавый человек с приятным улыбчивым лицом и приветливым взглядом. Своей доброжелательностью и мягкостью он располагал к себе каждого. В отличие от прежнего Олиного инструктора, Черевичный был тактичным, спокойно объяснял ученикам ошибки и промахи, вдаваясь в тонкости летного искусства. Говорил он неторопливо и только по делу, постепенно увлекаясь, когда речь шла о полетах.