Владислав Игоревич уже подготовил небольшой сценарий про штурм, но материалы были сыроваты, поэтому мужчина просто ждал, когда молодежь закончит мельтешить и можно будить добраться до оператора.
Мужчина сел на низенькую скамейку и, потягивая кофе, принялся посматривать на Свечку.
Счет в здании горел на нескольких верхних этажах, отбрасывая тени ужаса, который царил там среди забаррикадированных людей. Отсветы бродили по второму этажу, смешивалась со страхом, преобразовывались в панику посетители театра.
Владислав Игоревич е жалел им, ибо они были лишь часть его работы, а переживать из-за работы он не любил. Но и полностью равнодушным мужчина тоже не мог оставаться, поэтому ему лишь оставалось слегка переживать за запертых. А может? А может покопаться во всей это каши с лекарственной компанией? Тем более, где-то, лет десять назад, всплывали подобные факты. Но журналистское расследование закрыли, потому что кто-то влиятельный поспособствовал этому. Возможно, где-то завалялись чеки с его подписью. Вот это была б буча… Все бы всколыхнулось, похлеще чем после его интервью с радикалами –соотечественники.
Но зачем эта головная боль? Ради самоутверждения? Да вроде бы все уже утверждено. А правда… Правда, порой хочет, чтобы ее лишний раз не трогали.
– Эх, какие смелые ребята. – сказал Владислав Игоревич, допивая кофе.
Внезапно к его островку спокойствия кто-то приблизился. Высокая женщина в нефритовом пальто уверенно подошла к нему вплотную. Она вытянулась в струнку и прямо на ходу громко прокричала Владиславу Игоревичу
– Это вы мне звонили? Как можно помочь? Что сделать, чтобы его вытащить! – женщина практически кричала.
– Гражданочка, тише. Вы кто будете? Простите…– устало произнес мужчина.
–Недара Елизарьева. Вы сказали, что мой муж в здании. И посоветовали приехать.
– А. Те самые зарвавшиеся Елизарьевы? Вообще, именно вам мы звонили, чтобы хоть как-то привлечь внимание к этому всем? Но, все, вроде бы и само раскручивается. Но вы, я не сомневаюсь, можете подключить какие-нибудь связи. Сможете?
Женщина поменялась в лице. Глаза приобрели сиренево-черный грозовой оттенок, а лицо вытянулось.
– Вы за кого нас принимаете? За криминальную группировку? Или за уважаемых врачей? – гневно прошипела Неда.
– Успокойтесь дамочка. Я много что знаю про вашу семью. И то, что вы с мужем не живете, и то, какие- штуки твориться в ваших центрах. Но, я же вас не хочу обидеть. Звонили, чтобы просто…
Женщина на ровном месте начала плакать.
– Господи. -журналист усадил женщину на скамейку.
– Просто… надо им помочь. Скажите, что надо сделать, – Неда беззвучно плакала и пыталась нормально говорить.
–Давайте интервью запишем? Гладишь еще больше резонанса будет. Только надо в эту же минуту делать. Приведу оператора, подождите.
«Вот так работают профессионалы, а не то, что вокруг.»– довольно отметил про себя Владислав Игоревич.
Несказка и легенда про одно целое
В приемном отделении было холодно, должно быть из-за того, что за окном бушевала снежная буря, клокочущая за витражным окном.
Гелька сидел, закутавшись в шаль, и тёр замёрзшие ручонки друг об друга. Мама, как и всегда, была занята. А посетителей, которых можно было бы поднимать, как назло не было. Мальчик сначала хотел попрыгать, но в итоге все же решил открыть свою любимую сказку.
Он сам ее когда-то записал, своей рукой, так попросила мама. Эта сказка не была волшебной, да и не очень походила на сказку, но она его согревала, будто бы делала живым изнутри, стоило лишь только начать ее читать.
«Говорили, что он появился из ниоткуда. Однажды белый, как легкое облачко, ребенок пришел к церковному приюту. Белоснежные волосы, бесцветная кожа, прозрачные, слегка синеватые глаза и светлый костюмчик- вот таким он предстал перед работающим там монахинями.
Среди икон и одинаковых кроватей, мальчик стал росте с невероятной, несвойственной детям скорость. В день он вытягивался на 2-3 сантиметра и очень этим пугал окружающих. Через пару недель был уже подростком.
– Сатаненок, – за глаза называли его местные жители.
– Белая ворона, – обзывали ровесники.
Его чурались, избегали, смеялись. Но мальчик, не понимая причины людской злости, воспринимал ее как должное. Улыбался прохожим, старался быть приветливым. От него лишь отшатывались.