Майк знает, что происходит что-то, чего не должно происходить. Но что он может сделать? Что ж, он может хотя бы не злить того, кто стоит за его окном.
Сначала Майк его боялся до одури. Ещё бы – вы становитесь внезапным свидетелем скандала между мамой и папой, вы не понимаете его смысла, вас отправляют к себе в комнату, и вы долго прислушиваетесь к неразборчивому гулу голосов…
Потом к вам приходит мама, успокаивает, гладит дрожащей рукой вас по голове и говорит, что всё будет хорошо. И вы, встревоженный за день всеми этими новыми ощущениями, новым проявлением этого мира, закрываете глаза, и просыпаетесь ночью от того, что прямо на вас в окно, которое вы забыли закрыть шорами, смотрит некто. У него белое лицо и печальные чёрные глаза, он высок и облачён во что-то чёрное, расходящееся по ветру угрожающими змеями. И он смотрит на вас.
Майк боится этого, за окном, и сейчас. Но уже не до одури. В ночи, полные ужаса, привыкаешь к ужасам. И Майк устаёт бояться днём за семью, а ночью того, за окном. Помощи нет. Ответов нет. Есть заплаканная мама и некто за окном.
Майк боится того и другого, но уже не так безысходно. Равнодушие примешивается к его душе, отвращение к слезам и к той мрачной фигуре, и ещё – тоска.
Тоска поглощает его. Неловко Майку, но уже не так страшно. Он понимает, что не может повлиять на слёзы матери и что человек за окном не любит, когда окно закрыто от него.
Майк раздёргивает шторы тихо, боясь, что мама услышит. Но она не услышит, конечно, даже если он эти самые шторы сорвёт – она в своих мыслях, и ей не до него. Майк раздёргивает шторы – человек за окном будто бы радуется. Глаза остаются печальными, но он поднимает руку, машет ему.
Майк видит это впервые. Обычно он просто раздёргивал шторы и ложился, стараясь не обращать на того, за окном, внимания. Но сегодня, едва ли отдавая себе отчёт, он вдруг поднимает руку и машет ему в ответ.
«Как ему, наверное, страшно там стоять…» – думает Майк. Его собственные мысли путаются. И примешивается к душе его горькое сочувствие. Сочувствие к ненормальному явлению – к человеку за окном, которого не видит его мама.
***
–Шер, это смешно! – глаза Джона поблескивают от странного блеска. Такой бывает в глазах лжецов, он заменяет им блеск правды. – Шер, ну я же тебя предупреждал, что вся эта неделя…
–Ты на меня наплевал, так хоть на сына бы посмотрел! – Шерил качает головой. Она прибегает, сама того не понимая, к опасному средству. Она втягивает своего сына. – Знаешь, что он стал бояться? У него появился страх. Да…знаешь какой?
Шерил несправедлива. Страх у Майка уже прошёл. Он стоит сейчас возле своего окна и смотрит на печального человека за своим окном.
Но Шерил нужно уколоть мужа. Ненавистного, любимого, чужого и родного одновременно. Уколоть, чтобы вышел собственный яд, и не задохнулась в ненависти собственная душа.
Джон морщится. Шерил снова что-то придумала!
–Он думает, что за его окном стоит человек! кто-то, кто заберёт его! – голос Шерил полон торжества. – Он чувствует себя незащищённым, понимаешь?
Но Джона не проведёшь. Он спрашивает:
–И ты хочешь свалить и это на меня?
Шерил тускнеет. Джон наступает на неё, подминает, пока она слаба он скажет ей всё, что таил:
–Шер, я всегда много работал, чтобы и ты, и Майк ни в чём не нуждались. Мы, кажется, даже договаривались, что я зарабатываю, а ты занимаешься домом и сыном. И что теперь? Теперь я не вижу сына? Теперь он чувствует себя незащищённым? Шер, если он от чего и не защищён, так это от твоих истерик. Каждый раз, когда я прихожу домой, ты пытаешься вывести меня на скандал, плачешь, обвиняешь меня. Боюсь представить, как ты относишься к Майку, когда меня нет дома. Не моё отсутствие заставляет его чувствовать себя незащищённым и выдумывать чудовищ. Не оно. А твои слёзы, твои вздохи… это всё от твоего безделья, Шер!
Джон доволен. Он видит, какую реакцию вызвала его недолгая, убийственно спокойная речь. Шерил сломана. Он – победитель.
–Ты мерзавец,– Шерил отнимает ладони от заплаканного, распухшего лица. – Мерзавец!
–Не ори, – советует Джон, – сына разбудишь!
–Ты хоть помнишь, как он выглядит?..– Шерил уже проиграла, она это знает. Джон всегда будет прав. Но она не может промолчать. Не из-за Майка, не из-за тревоги за него не может, а из-за обиды за себя. Через сына мстит за себя. Хоть немного, хоть немного поделиться бы болью.
Это перебор.
Джон резко идёт к дверям гостиной. Он нарочно громко отшвыривает с пути какой-то маленький пуфик и тот с грохотом катится в сторону, остаётся лежать – никчёмный, смешной.