Старое Место. Скоро со стороны улиц, выходящих к Влтаве, донесся топот подходивших войск. - Видать, наши готовятся идти на Малую Страну, - забыв неприятный спор, поделился своими соображениями Якубек. - Если ударить внезапно, паписты не удержатся, - высказал предположение Милан. Так в напряженном ожидании прошел час. Якубек я Милан с беспокойно бьющимися сердцами ожидали сигнала к атаке. Из улички галопом вылетели несколько конных в латах, со щитами и копьями в руках и вихрем пролетели вдоль берега Влтавы, завернув круто за угол дома. Снова наступила тишина, нарушаемая только тихим шумом волн Влтавы. Внезапно тишину разорвал громовой удар пушечного выстрела. Тотчас во всех улицах Старого Места ожесточенно и зловеще загрохотали сотни барабанов, и воздух наполнился протяжными, резкими и тревожными звуками труб. Из всех улиц почти одновременно выбежали с громкими криками, выставив вперед острия копий и алебард, сотни воинов народного ополчения. Лучники мгновенно рассыпались вдоль берега. В эту же минуту ударили пушки пана Ченка из предмостного укрепления, из саксонского дома и дворца архиепископа. И сейчас же на атакующих градом посыпались ядра и куски железа из пушек Градчанского замка. Несколько человек из народного ополчения уже лежали на земле, истекая кровью. Но, несмотря на ядра и стрелы, масса вооруженных новоместских ремесленников и крестьян неслась вперед. Впереди во весь опор летели всадники в стальных доспехах - огромный, на высоком вороном коне Микулаш из Гуси и на белом коне с палицей в руках Ян Жижка. С грозным кличем "Чаша! Чаша!" воины пробежали Новый мост, смяв его защитников, и вырвались на противоположный берег Влтавы. Вслед за ними пробежали по мосту и отряды народного ополчения. Но у моста на Малой Стране атакующих встретили войска королевы - немецкие наемники и войска католических панов. Якубек и Милан были захвачены потоком городского ополчения и сами не заметили, как оказались на том берегу, где уже шла жестокая, яростная битва. Королевские наемники не выдержали и стали медленно отступать к архиепископскому дворцу. Народное ополчение продолжало с торжествующими криками теснить растерявшихся немецких наемников. Другая часть народного ополчения бросилась к предмостным башням и осадила их. Главные силы королевского войска отступали в глубь Малой Страны, Милан с Якубком вместе с отрядами староместского и новоместского ополчений дошли до ограды архиепископского дворца. Стрелки осыпали нападающих стрелами из луков и арбалетов. Несколько воинов упали, пораженные стрелами. Остальные остановились в нерешительности. Милан тоже остановился, вытирая со лба пот, и толкнул в бок стоявшего рядом с ним Якубка, задыхающегося под тяжелым вооружением: - Погляди-ка на ваших вояк! Сдается мне, они вовсе выдохлись. Куда там им сейчас воевать! Действительно, упитанные, по большей части с порядочными брюшками, староместские торговцы, мастера и их сыновья, составлявшие отряд, где оказались Милан с Якубком, с непривычки в первой же атаке настолько изнемогли, что еле держались на ногах, мокрые от пота, тяжело переводя дыхание. Староместские бюргеры были, в сущности, просто вооруженной толпой, не умеющей воевать и не приученной к воинской дисциплине. Пока начальники отряда совещались, как штурмовать дворец архиепископа, из толпы воинов кто-то крикнул: - Земляки, берегись! Конница! Милан, обернувшись на крик, увидел, что на расстоянии полета стрелы, поднимая тучу пыли, скакала большая масса всадников в блестящих доспехах. Глухой топот коней и наклоненные копья рыцарей и латников ошеломили горожан. Толпа не выдержала и бросилась бежать назад, к мосту. Рыцари налетели, и Милан увидел, как падали люди под тяжелыми копытами огромных коней, под ударами копий и мечей. Снова все перемешалось: всадники, закованные в железо, обезумевшие от ужаса бегущие бюргеры, растоптанные и обезображенные тела павших, валявшиеся в лужах крови, и невыразимый хаос от криков, конского топота, воплей раненых и лязга оружия. Милан оглянулся, ища Якубка, и увидел, что рыцарь в богатых стальных доспехах наезжает на Якубка с поднятым мечом. Якубек инстинктивно поднял свою алебарду над головой, чтобы защитить себя от удара меча. Меч прорезал воздух блестящей молнией, и толстое древко алебарды было разрублено пополам. Но отлетевшая часть стукнула по голове коня. Испуганный ударом, конь внезапно поднялся на дыбы. Рыцарь вылетел из седла и тяжело ударился о землю. Якубек бросился на поверженного рыцаря и стал молотить его оставшимся в его руках древком алебарды. - Так, Якубек, так! Лупи его, крепче лупи! - заорал диким голосом Милан и бросился на помощь приятелю. Но удары древка по шлему и панцирю, видимо, мало беспокоили рыцаря. - Грязная свинья! - крикнул он, сидя на земле и шаря вокруг себя рукой, отыскивая выпавший меч. Якубек в исступлении подпрыгивал на своих коротеньких ножках и осыпал рыцаря ударами. Тот поднялся и с мечом в руке пошел на Якубка. Но Милану уже удалось прорваться к Якубку, и он с маху рубанул рыцаря тяжёлым топором прямо по гребню нашлемника. Раздался тупой стук металла о металл, и рыцарь грузно сел на землю. - Это тебе по-нашему, по-ганацки, по-мужицки! Получай, пан! - сквозь зубы пробормотал Милан и, схватив обеими руками топор, поднял его высоко над головой И со страшной силой опустил. Топор по самый обух вошел в шлем, и рыцарь свалился на бок. В это время рыцарская кавалерия, смяв бюргерское ополчение, пронеслась дальше, к Новому мосту, и Якубек с Миланом оказались у них в тылу. Вокруг лежали убитые и раненые. Но вслед за конницей бежала с копьями в руках пехота. - Якубек, надо бежать! Гляди, сейчас тут будут! - И Милан показал Якубку на приближающихся копейщиков. Но было уже поздно - копейщики успели добежать до приятелей. - К ограде, Якубек! - крикнул Милан, прислонясь спиной к каменной ограде архиепископского дворца. Якубек бросился вслед за ним, но коренастый немецкий наемник со всего размаха ударил его по голове алебардой. Оглушенный ударом, Якубек упал ничком, но в тот же момент он пришел в себя от острой боли - один из солдат дотянулся копьем и слегка уколол Якубка пониже спины. Якубек заревел от боли и, вскочив на ноги, бросился на врагов с мечом в руке. Но от удара его шлем оказался надвинутым до самого носа, и он ничего не видел. Осыпая проклятиями невидимых врагов, маленький, толстенький Якубек бешено вертел в воздухе своим коротким широким мечом, нанося яростные удары куда попало. Враги же бросились на Милана. Тот отважно отбивался топором от алебард и копий. Подбежали еще двое. Наконец Якубек умудрился поднять шлем выше глаз и бросился на выручку приятелю. Положение друзей было незавидное: они скоро оказались окруженными и отбивались из последних сил. Вдруг враги оставили их и бросились бежать. Мимо Милана и Якубка пронеслась рыцарская кавалерия, я за ней по пятам - небольшой отряд конницы, впереди которой неслись в бешеном карьере Микулаш из Гуси и Ян Жижка. Вслед за конниками бежало с цепами, вилами, топорами и копьями крестьянское ополчение. Это были не толстые, рыхлые бюргеры; мускулистые, загорелые, они бежали, почти не отставая от всадников, и скоро скрылись в глубине улицы. Милан и Якубек, тяжело дыша, медленно пошли к мосту. Навстречу им шел торопливыми шагами большой отряд новоместских ремесленников. Якубек издал радостное восклицание: - Ого! Ратибор! И ты здесь, сосед! Впереди одной из сотен ополчения новоместской бедноты шел Ратибор. - Куда вы? - спросил его Милан. - Ян Жижка приказал до вечера взять дворец архиепископа. Якубек с интересом разглядывал отряд Ратибора. Это были хорошо вооруженные люди, по большей части молодежь. Обученные Ратибором парни были закалены в труде, привычны к лишениям и не боялись опасностей. Милан с Якубком присоединились к сотне Ратибора и двинулись вместе с нею к архиепископскому дворцу. - А чего ж ты пешком? - поинтересовался Якубек. - Соколька продали вместе с домом и скотиной, чтобы долги отца уплатить. - Что Войтех сейчас поделывает? - Что поделывает? Сейчас кует для крестьян всякое оружие. Денег у мужиков не водится, зато съестными припасами платят вдосталь - вот вся наша семья и сыта. А что еще нам нужно! - Это твои, Якубек, "добрые пражские мещане" пустили Войтеха по миру. Хорошо, что у Войтеха золотые руки - не дадут они ему пропасть даже и без помощи твоих, Якубек, толстопузых мироедов, - ядовито заметил Милан. Якубку не пришлось отвечать, потому что отряд приблизился к архиепископскому дворцу. Ратибор покинул приятелей и бегом бросился к воротам, где уже суетились его воины. - Бревно! Тащи сюда бревно! -донеслись до Милана охрипшие голоса бойцов. Подойдя к дворцовой ограде, Милан услышал тяжелый, тупой удар, затем другой, третий; раздался треск, что-то обвалилось, и вся толпа воинов с ревом ринулась вперед. Милан вместе с другими вбежал в обширный двор. Архиепископская стража и королевские наемники, вяло защищаясь, отступали во дворец, но пражская беднота с таким остервенением бросилась на защитников дворца, что через несколько минут все было кончено. На дворе остались лежать несколько десятков трупов, а отряд Ратибора уже ворвался во дворец. Оставшиеся в живых наемники сдались на милость победителей. Выходя из дворца, Милан увидел Якубка, сидящего на ступеньках крыльца и поддерживающего левую руку правой. Лицо Якубка было бледно. Милан бросился к приятелю: - Ты что, ранен? Куда? - Да в плечо. - Покажи. Рана была неглубокая: меч разрубил застежки нагрудника и рассек ключицу. Милан наскоро завязал лоскутом рану и повел Якубка к Ратибору. Ратибор был занят укреплением дворцовой стены и починкой ворот. Среди его воинов оказались опытные плотники и лесорубы, и они дружно заделывали пробитые в стене бреши, заваливая их стволами сваленных деревьев. - Ратибор, я уведу Якубка, у него плечо разрублено. - Веди его домой, к нам. Пусть мать с Боженой ему помогут. Да веди его скорее-видишь, у него в лице ни кровинки. Милан схватил Якубка под руку и повел к Новому Месту. Бой шел уже на улицах Малой Страны. Пражские ремесленники и сельское ополчение перегородили улицы завалами и цепями, отбивая атаки королевских войск. Кое-где к небу Поднимались серо-синие клубы дыма - начались пожары. По дороге им то и дело попадались неубранные окровавленные тела воинов-следы сегодняшних боев. Стаи ворон с противным карканьем вились над ними и бесцеремонно садились на трупы. - Ишь, как радуются! Нам смерть, а воронам пир... И сколько народа навалено - и ихнего и нашего!.. Навстречу по мосту, громко цокая копытами, скакал во весь опор всадник. Милану бросился в глаза несколько необычный для воина наряд всадника. Длинная черная одежда была подпоясана широким ременным, с медными бляшками поясом, на котором висели длинный меч и кинжал, на голове же всадника был легкий шлем - барбет. - Штепан!..-бросился Милан к бакалавру. Штепан осадил коня: - Откуда, друзья? - Из дворца архиепископа. Веду вот Якубка домой - зацепило дружка по левому плечу... Вижу, ты тоже за меч взялся? - Не только взялся, но, клянусь памятью отца, буду биться с католиками и немецкими угнетателями, пока их всех не уничтожат! В обычно добрых, мечтательных глазах Штепана теперь было столько ненависти и гнева, что Якубек невольно спросил: - Да ты на себя не похож, Штепан, -что с тобой? - Ничего, кроме того, что мне пришлось увидеть триста безоружных женщин, мужчин и детей, зверски умерщвленных панами-католиками из отряда Петра Штеренберкского под Книном. - Я что-то об этом слышал, - заметил Милан. - Но ты как туда попал? - Я ездил по Чехии, собирал братские дружины и с ними вместе пришел в Прагу к вам на помощь. Сейчас я при пане Яне Жижке. Тебе, Милан, Карел шлет поклон. - Ты был у Карла? Расскажи, бога ради! - Потом! - Будь здоров, Штепанек! Значит, Карел жив?.. Но Штепан уже ускакал, Наступил вечер. Потемневшее небо освещалось багровым отсветом пожаров. Бой в Малой Стране шел всю ночь. Народные отряды крепко держались против напора многочисленного и сильного неприятеля. Ночью королева тайно бежала в замок Кунратице. На третий день борьбы королевских войск с народным. ополчением пражские бюргеры, коншели обеих радниц, собравшись, приняли парламентера от королевы Софьи. Парламентер предложил перемирие до дня св. Георгия, с тем чтобы за это время убрать убитых и раненых и договориться с наследником чешской короны - венгерским королем и германским императором Сигизмундом. Когда парламентер объявил предложение королевы, Ян Жижка переглянулся с Микулашем и твердо заявил: - Что касается погребения павших и помощи раненым - для этого достаточно одного дня. А с Сигизмундом нам говорить не о чем. Нечего ему делать на нашей чешской земле. - Правильно, правильно, пан Ян, ко всем дьяволам Сигизмунда и попов! Народ и без них управится на своей земле, - поддержал Жижку Микулаш. Коншели недовольно скосили глаза на обоих военачальников, и староместский пуркмистр предложил: - Пусть посланец ее милости королевы оставит нас для обсуждения этого дела. Наше решение мы ему объявим. Коншели были явно солидарны с главой пражского бюргерства. Парламентера вывели. - Как уважаемые коншели полагают: принять или отвергнуть обращение ее милости? Поднялся один из коншелей староместской радницы -толстый, румяный купец, недавно избранный староместскими бюргерами. Придав своему круглому, как шар, лицу выражение скорби и опустив узенькие бегающие глазки, он тихим, печальным голосом сказал: - Почтенные друзья! Разве могут истинные христиане, идущие по пути, указанному святым мучеником Яном Гусом, отказаться прекратить эту братоубийственную войну? Мы должны браться за оружие, только когда на нас нападают. Но, если нам предлагают мир, мы должны его принять. Что же касается Сигизмунда, у нас еще есть немало времени подумать и как следует решить это дело - на то мы и коншели староместской и новоместской радниц. Поднялся второй коншель, старый виноторговец. Выставив вперед свое длинное, остроносое, с лисьим выражением лицо, он принялся убеждать советников: - Каждый день этой драки нас разоряет. Знаете ли вы, друзья, сколько у меня пропало лучшего вина за эти дни? И кто мне возместит убытки? Кто мне и всем нам, пражским купцам, убытки возместит, я вас спрашиваю? К тому же, что ни день к королеве подходят новые войска, а там и сам Сигизмунд со своими мадьярами пожалует, и тогда... вы сами знаете, что тогда будет с Прагой. Я считаю: надо мириться, а там видно будет. - Да, да, правильно, надо согласиться на перемирие,-разом заговорили коншели. Микулаш из Гуси с гневом вскочил с места и выпрямился во весь свой огромный рост: - Паны коншели! Не понимаю, о каком перемирии сейчас можно говорить? Вы полагаете, что с Сигизмундом вы договоритесь? А я вам заявляю: не для того чешский народ уходит в горы, продает свое имущество и собирается в братские общины, чтобы признать этого негодяя Сигизмунда своим королем! Не для того мы привели к вам в помощь войско братских общин из крестьян и ремесленников, чтобы надеть на себя ярмо Сигизмунда и католических попов! Не для того наши братья полили своей кровью улицы Праги, чтобы снова мириться с нашими злейшими врагами - Сигизмундом, попами и панами! Не для того, коншели! Красный от гнева Микулаш так тяжело сел на скамью, что она громко затрещала. И сейчас же раздался сильный, резкий голос Яна Жижки. Стоя у стола, упершись одной рукой в бок, а другой ударяя по столу в такт своим словам, Ян Жижка размеренно и твердо, словно бросая камни, а не слова, заговорил: - Вы коншели радницы, но не народ. Вы после смерти короля Вацлава IV, испугавшись народного гнева, позволили панам, немецким богачам-патрициям и римским попам собрать свой сейм и пригласить Сигизмунда поскорее приехать и расправиться с истинными последователями мученика Яна Гуса. Вы хотите сохранить свое богатство - народ желает свободы. Вы стоите между народом и его врагами и не знаете, куда примкнуть. Вы боитесь римской иерархии, императора и панов и еще больше боитесь бедноты и мужиков. Потому вы и хотите примирения с нашими врагами. Миритесь, мы же уйдем из Праги. Нам с вами не по пути. Но помните: зря вы думаете, что Сигизмунд создаст вам райскую жизнь. Вы еще позовете нас на помощь... Идемте, друзья! Ян Жижка, высоко подняв голову и бросив презрительный взгляд на коншелей, покинул совещание. Вслед за ним встали и вышли Микулаш, Ян Желивский, Ян Рогач и другие главари народного движения. В ожидании коня Ян Жижка стоял, погруженный в глубокую задумчивость, и не заметил подошедшего к нему Коранду. - Брат Ян, ты видишь, сейчас в Праге нам невозможно создать главную братскую общину: слишком многочисленны и сильны здесь "хромающие гуситы" все эти богатые купцы и университетские мистры. Послушай меня; уведем всех истинных гуситов отсюда к нам в Пльзень. Я много в Пльзене проповедовал, и там сейчас немало наших братьев, из которых мы создадим обширную и мощную общину. Там укрепимся и оттуда двинемся на силу антихриста и сокрушим ее. Ян Жижка с сомнением покачал головой: - Пльзень - богатый город, в нем очень много немцев-патрициев, панов и духовенства, а теперь их стало еще больше, как из Праги туда понабежали. Кроме того, вокруг Пльзеня лежат земли и замки ландфрида* - наших заклятых врагов. - Все это я и сам знаю, но что мы сейчас можем выбрать лучше Пльзеня? Куда еще мы можем двинуться? - горячился Коранда. Ян Жижка, не отвечая, опустил голову на грудь и только машинально теребил бороду: - В этом, пожалуй, ты прав: кроме Пльзеня, нам пока идти некуда. Пойдем в Пльзень, а там увидим, что делать далее. Но по совести: ничего доброго я от Пльзеня не жду. - Напрасно ты, брат Ян, так сомневаешься в Пльзене, - обиженно заметил Коранда. - Быть может, в Пльзене мы и создадим главную общину. - Поглядим, поглядим... - без энтузиазма отозвался Ян Жижка и одним прыжком вскочил на коня. Подъехав к Микулашу, Жижка мрачно сказал: - Соберем, брат, всех, кто пожелает покинуть это * Ландфрид - католический союз панов. гнездо подлости и трусости, и уведем их отсюда. Я еду в Пльзень - там Вацлав Коранда, верный ученик Яна Гуса и мой друг, своим горячим словом собрал множество божьих воинов. - Ты, Ян, решил правильно. Нам с пражскими толстосумами не по пути. Иди ты в Пльзень, а я буду собирать народ на Элеонскую гору. Потом выберем место, где соединимся со всеми, кто за нами пойдет. А тогда дружно двинемся на Сигизмунда и его сторонников. Оба друга медленно двинулись от староместской радницы к Новому Месту. К Яну Жижке подошел Ратибор; - Пан Ян! Что вы прикажете моему отряду? - Собирайтесь, доставайте телеги, грузите все добро, а главное - съестное, и сегодня в ночь двинемся на Пльзень-нечего здесь нам зря кровь проливать за бессовестных, толстопузых купцов да разжиревших мастеров. Может, и твоя родня поедет с нами? - Моим старикам здесь теперь вовсе делать нечего. Отец с нами пойдет. Только где лошадей достать? - Лошадей? Пойди во двор архиепископского дворца-там стоят захваченные у рыцарей лошади. Найди Прокопа Большого и скажи ему, что я приказал выдать тебе пару хороших коней, а телегу найди уж сам. Помни: собираться у новоместской радницы. Ян Жижка хлестнул коня и поскакал вдоль Большой площади. За ним, привстав в стременах, пустились все остальные. В глубоком раздумье воевода подъехал к дому новоместской радницы и только тут, очнувшись от своих невеселых мыслей, заметил, что вся площадь была переполнена вооруженными людьми. Толпа была возбуждена и глухо волновалась. Отдельные голоса слились в сплошной гул. Площадь напоминала исполинский улей. Навстречу воеводе выехал Хвал из Маховиц: - Брат Ян, наши разъезды задержали под Книном шестерых рыцарей. Люди говорят, что они из отряда Петра Штеренберкского. Народ требует казни убийц безоружных братьев и сестер из Усти под Лужницей, - На виселицу! В костер их, слуг антихриста! Казни, казни требуем! Ян Жижка, суровый и решительный, сошел с коня и поднялся на крыльцо радницы. За ним взошли и его спутники. На крыльцо вынесли несколько кресел и скамьи. Ян Жижка, Микулаш из Гуси и другие вожди восставшего народа разместились на них. Из толпы вышел седой старик крестьянин и смело обратился к сидящим на крыльце: - Мы все, собравшиеся тут воины за чашу, просим справедливого суда над убийцами трехсот путников из Усти. - Пусть приведут задержанных! Их будет судить народ! - возвысил голос Микулаш из Гуси. К крыльцу подвели шестерых рыцарей, окруженных воинами. - Кто может показать против этих людей? Из толпы выступили трое ремесленников. Один из них снял шапку и, поклонившись, сказал: - Я, Православ из Книна, и двое моих земляков - Бартош и Томаш-своими ушами слышали, как эти пятеро между собой похвалялись убийством наших братьев под Книном. Штепан и Ратибор подошли поближе к задержанным. Взглянув в лицо одного из рыцарей, стоявшего с краю, Штепан тотчас узнал грубияна на постоялом дворе. - Как ваше имя?-бесстрастно обратился Микулаш к крайнему. - Альфред фон Фруг. - Имя следующих? - Бедржих из Боратани, Ольдржих из Седличаны, Гайк из Книна. - А ваше? - спросил Микулаш у пятого, стоявшего отдельно от всех. Ратибор толкнул Штепана в бок: - Погляди на того, в желтом плаще, с золотыми галунами. Узнаёшь? - Рожа как будто знакомая, но не припоминаю, где его видел. - "Золотой кабан" помнишь? - А и верно! Это ж барон Ульрих фон Зикинген! Был мальчишка, а теперь вон какой красавец стал! - Так как же ваше имя?-строго повторил вопрос Микулаш. - Его имя барон Ульрих фон Зикинген! - крикнул Ратибор. - Как, барон, ваша рука? - насмешливо обратился он к барону. Тот медленно, не опуская высоко поднятой головы, повернул свое высокомерное лицо к Ратибору и, смерив его презрительным взглядом, отвернулся, ничего не ответив. - Ваше имя, рыцарь?-задал вопрос Микулаш шестому рыцарю и, прежде чем тот ответил, нагнулся к Яну Жижке и сказал ему тихо несколько слов. Ян Жижка только утвердительно кивнул головой. - Вилем Новак из Коуржима. Штепан вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть лицо рыцаря. - Кто желает показать против этого рыцаря? - снова разнесся по площади мощный голос Микулаша. Толпа молчала. Хвал из Маховиц выступил перед Микулашем: - Этот рыцарь во время задержания остальных был в их обществе, но участие свое в убийстве отрицает. - Альфред фон Фруг! Сознаетесь ли вы в убийстве безоружных селян под городом Книном? - Что там признаваться! Жалею, что этого молодчика не успел повесить, кивнул головой Альфред фон Фруг на Штепана.-А на вас всех, еретиков, дьявольское отродье, я плюю! - громогласно закончил он и с остервенением плюнул в сторону Микулаша. В толпе разнесся зловещий гул, но Микулаш поднял руку, и все вновь затихло. - А вы, остальные? Бедржих, Ольдржих и Гайк опустили голову и ничего не отвечали. Барон выступил вперед и небрежно бросил: - Я выполнил лишь приказание пана Петра из Штеренберка. - А вы, рыцарь Вилем Новак? - Я никогда не участвовал и не мог бы участвовать в этом злодеянии. Это же я сказал и им всем, когда случайно оказался по дороге в их компании... - Он лжет! - перебил пана Вилема барон. - Пан Вилем вместе со всеми нами участвовал в уничтожении еретиков. Микулаш и Ян Жижка обменялись многозначительными взглядами. Пан Вилем остолбенел от неожиданного обвинения. Штепан рванулся вперед к крыльцу. - Брат Хвал,-вмешался Вацлав Коранда,-обнаружена ли на оружии задержанных кровь? Хвал из Маховиц обернулся к пожилому воину; - Брат Иво, что ты скажешь? Пожилой воин приблизился к крыльцу и вручил сидящим шесть поясных мечей. Все мечи были тщательно осмотрены. Пять мечей были положены налево, а один меч Ян Жижка поднял над головой: - Чей этот меч? - Мой, - ответил пан Новак. - Кто из братьев желает сказать что-либо в защиту обвиняемых? Микулаш обвел глазами стоявших вокруг. Все молчали. - Я могу! - вышел вперед Штепан. - Я ручаюсь за этого человека. Он спас мне жизнь, предупредив об опасности, когда рыцари хотели схватить меня. Глаза пана Вилема при словах Штепана обратились к нему, и в них появилось выражение надежды. - А, вот кто помог сбежать еретику! - заметил рыцарь Альфред фон Фруг.Ох, и повесил бы я тебя вместе с твоей девчонкой, кабы знал, что ты за птица! - Кто еще может сказать в защиту обвиняемых? Кто-то, расталкивая толпу, пробирался вперед, и перед крыльцом предстал молодой черноволосый парень, держа за руку плачущую девочку. - Кто ж, как не мы! От самого Книна бежали, чтобы не отстать. Пан рихтарж, поглядите на нашего пана Вилема! Разве надо иметь четыре глаза, чтобы разобрать, что он за человек? Вы меня спросите, убил ли когда-нибудь в своей жизни пан Вилем человека не в честном бою. Не был пан Вилем с этими живодерами! А это его дочка, она то же самое скажет! - наивно и горячо закончил свою речь Павел Черноголовый. У пана Вилема одна за другой покатились крупные слезы. - Кто ты, любезный, и откуда ты знаешь пана Вилема? - Я слуга пана Вилема. Мой отец служил у пана Вилема и мне завещал служить. И скажу по чести: пускай все паны были бы хоть на сотую часть таковы, как пан Вилем. Ни один мужик не имел от него обиды. Штепан подошел к Павлу и крепко пожал ему руку. - Ба, и кнез Штепан тут! Тогда все благополучно. Не плачьте, барышня, с вашим отцом ничего дурного не приключится. И сколько раз я ему говорил принять чашу! - Не знаете ли вы кого-либо из присутствующих тут? - спросил Микулаш у рыцаря. Тот немного смущенно проговорил: - Мне кажется, я встречал где-то вас, пан Микулаш. - Я помню. - А со мной пан Вилем никогда не встречался? - спросил Ян Жижка. В памяти рыцаря отчетливо встала сцена: опушка леса, из чащи выходит исхудалый, оборванный человек с настороженным взглядом затравленного зверя. Человек обречен или на смерть в неравном бою, или на виселицу, Тогда он, Вилем, в знак сочувствия и уважения пожимает отверженному руку. В этот же день вторая встреча с этим человеком - Вилем привозит ему радостную весть о спасении. Ян Жижка, весело улыбаясь, снова пожимает ему руку и благодарит за известие. Но тут же пан Вилем сказал себе: "Если я напомню Яну Жижке о той встрече, он может решить, что я хочу спасти сейчас свою жизнь. К черту! Я ведь и так ни в чем не виновен". И пан Вилем, не глядя на Яна Жижку, сказал: - Нет, не помню. Ян Жижка скосил глаз на Микулаша и не без лукавства улыбнулся: - А я хорошо помню, пан Вилем, наш первый разговор и как вы принесли мне, десять лет назад, счастливое известие. Пан Вилем молча кивнул головой. - Ну что ж, будем решать,-обратился Микулаш к своим соседям. Ян Жижка встал и поднял руку. Площадь мгновенно затихла. - Чего заслуживает тот, кто участвовал в убийстве наших братьев и сестер с детьми? - Смерть! Смерть! Смерть!..-оглушающим ревом ответила толпа, стуча оружием. - Заслуживают ли казни Альфред фон Фруг, Бедржих, Ольдржих, Гайк и Ульрих? Они уличены свидетелями и своим оружием, да и сами не отрицают своего злодеяния. - На виселицу панов-убийц! - Палачу! - Нет им пощады! Сжечь их! Ян Жижка снова потряс булавой. Опять стало тихо. - Мы тоже так думаем. А рыцарь Вилем Новак виновен ли в убийствах? Он отрицает, и на его мече нет крови. Площадь молчала. Подождав немного, Ян Жижка неторопливо, раздельно и решительно заявил: - Что пан Вилем Новак не мог участвовать в этом злодеянии, утверждаю я-Ян Жижка из Троцнова, брат Микулаш из Гуси и брат Штепан Скала. Что скажет община? - Правильно! Сразу видно, что за человек! Пускай идет со своей дочкой, коль его слуга за него горой! - Пан Вилем Новак, даете ли вы рыцарское слово, что никогда не подымете меч против чаши? - Слово чести-никогда ни в мыслях, ни в словах, ни на деле я не окажусь на стороне врагов чаши! - Верните пану Вилему Новаку его меч и свободу! Стража расступилась, и Млада бросилась к отцу, а за нею - Павел. Пан Вилем вытирал кулаком глаза и обнимал поочередно то девочку, то Павла, не будучи в силах вымолвить ни слова. - Брат Хвал!-произнес Микулаш.-Возьми этих пятерых, отведи в Книн и передай их в руки палачей. Пусть уделом их будет виселица. - Мы рыцари!-возмущенно крикнул Бедржих. - Не рыцари, а кровожадные убийцы! Вас судил народ. Его приговор - закон. Осужденных увели. По толпе пронесся как бы ураган. Все кричали, грозили, в воздухе мелькали копья, топоры, сжатые кулаки: - Справедливо! Казнь убийцам! Другим неповадно будет! Ян Жижка поднял булаву: - Братья, суд окончен! Отправляйтесь по своим отрядам. Покинем Прагу. Шум стал утихать. Люди, возбужденно разговаривая, расходились. Пан Вилем в сопровождении Павла и дочери подошел к Штепану: - Пан бакалавр, мы снова у вас в долгу. Бог даст, еще когда-нибудь встретимся. - Я хотел бы встретить пана Вилема с чашей на груди и на щите, - сказал Штепан, пожимая руку рыцарю. Штепан вскочил на коня и тронулся следом за Яном Жижкой. Он был уже далеко, когда до него донесся детский голос: - До свиданья, пан Штепан! Приезжайте к нам!.. У ворот Ян Желивский простился с уходящими братьями: - Остаюсь, не могу покинуть своих новоместских бедняков, пока они во мне нуждаются. Ян Жижка не успел ответить проповеднику, как к ним галопом подскакал Ян Гвезда. - Брат Ян, староместские коншели уже заключили с королевой и Ченком перемирие: королева обязуется допустить в Чехии причащение из чаши, а коншели обещают прекратить разгром монастырей и церквей. Но самое позорное-Вышеград возвращен Ченку. Ян Жижка потупился. Но затем снова поднял голову и ободряюще сказал на прощание: - Что ж, война только начинается! Ты, Енек, и брат Желивский еще будете встречать нас в этих самых воротах. Пражане скоро узнают Сигизмунда!