Выбрать главу

Право — не жаль ни строч…

И новым стихом отзовётся

Звёздное эхо колодца,

И ветром по коже начнётся

Звонкая южная ночь…

3.

Двадцать лет изловить труднее,

чем двух тысяч лет ахинею,

Оглянись — и камни Помпеи

Крякнут и оживут,

Молний зигзаг железный

Молниеносно исчезнет,

Выключив рёв и гуд.

И в тихом расслышав Слово,

Вожмётся картина Брюллова,

В глуби самой себя:

Центр прогнётся из рамы,

Статуи встанут прямо,

И даже Гермес упрямый

Выпрямится, трубя…

Люди к домам вернутся,

Где цело каждое блюдце,

Каменные собаки

Подымут беспечный лай,

Сельской античной завалинкой —

Каменными скамьями,

Рассядутся с фигами зрители:

Играй, арфистка, играй!

Зиму утопим, подруга,

В волне средиземного юга,

Порочная замкнутость круга —

Она не жизнь — чепуха!

Только в возвратном движенье

Вечно влечёт повторенье:

Пусть иногда — утомленье,

Но — ни беды, ни греха!

289.

…И вот затворяются деревянные решётки.

И двери отделяют лето от нас.

Ну, зачем его — заживо! Оно ведь чётко

Ещё существует!

И птицами кротко

Напоминает…

Но багажник набит. И последний час

Валандается между асфальтом и садом,

Машину подталкивает к автострадам…

А сад, сливаясь с другими садами,

Уже от соседних неотличим.

И лето, протёкшее между руками,

Под пальцами плывёт, как шашлычный дым…

Всё больше машин — и за, и перед —

Обгоняя друг друга: "на север, скорей…",

И всё нереальнее те запертые двери,

И всё матерьяльнее пять этажей…

И всё слышнее назойливый, несносный,

В дорожном гуле голос

архангеловой трубы —

А в нём растворяются и мимозы, и сосны,

И морская пена, и пробковые дубы…

20 августа 2009

290.

Ещё даже не остыли следы заката на лунном

Небе,

А уже происходит нечто:

Ну, кто кричит?

Не сойка, даже не дрозд,

Над океаном — кукушка в дюнах?

Так не бывает!

Но беззвучно мигают

Вопросительные знаки звёзд:

Ведь не ты по ним, а они по тебе гадают,

И ответ никогда не бывает однозначен и прост —

Поскольку всё простое — сложнее самой сложности,

И нет никакой простоты. Да и кто там знает,

Хуже ли она воровства?

А ручей убегает…

И ни тебе, ни звёздочкам не угадать,

что он с собой уносит.

Может даже, что-то совсем неважное,

А вот жизнь бедней: пропадают слова

С каждым его поворотом.

И замечаешь в конце концов,

что и он ведь просит

Хоть искорку

у отражающихся в его воде эфемерных огней,

У этих вопросительных знаков, у этих мерцающих звёзд,

Которые, не дождавшись, чтоб их истолковали,

уплывают как листья под мост.

И оттуда твердят, что всё это уже было, когда-то было,

Что те же самые светящиеся буковки

детство ещё уносило,

А никакой не ручей,

Что отблески ключевой воды —

только нападение чего-то давнего,

причём с тыла,

И если вовремя повернуться,

может, успеешь заметить, чей

Это взгляд…

Вопросительные знаки меняют тему,

И звёзды уже складываются совсем в иные слова,

Которые, как листья клёнов, соскальзывают по телу,

И пока их ещё немного — это листья, а не листва.

Но и она не замедлит — ведь не зря оттенки заката

На ней остаются.

Утром сам убедишься, что их цвет

Тот же самый, который так удивлял когда-то,

Будто с тех пор пройти не успело и двух-трёх лет….

291.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Осень явилась разом, и не прося пристанища,

Замельтешила узором дубов, узкими листьями ив,

(Будто опять "Турандот"

старик Антокольский поставил,

И свой, и вахтанговский замысел наново перекроив).

Осень осиновой мелочью засыпала холмы у моря,

Отменила хвастливость роз и скромность яблонь,

Но, противозаконный, там где-то,

в опустелых Содоме и Гоморре,

В полумёртвой, медленной тишине заливается зяблик. Зяблик…

И я снова леплю строку из бретонских, холщёвых пейзажей,

Из зелёной бегучей волны Средиземного моря, из

Капризных парижских набережных,

Из смятых созвездий, и даже