— А я-то думал, — проговорил он наконец после долгого молчания, — не мог понять прошлой ночью, что это такое с тобой случилось.
Она кивнула.
— Да, это все потому.
— А я его знаю?
Она высоко подняла брови, засмеялась, закашлялась.
— Я не могу даже сказать, что я его знаю. Познакомились всего несколько дней назад.
— Ну и как, не обманул он твои надежды и мечты?
Он видел, что сделал ей больно, и это доставило ему злую радость. Но он не хотел ее потерять. И оставаться здесь тоже не хотел. Линн он тоже не хотел терять, но она еще ему и не принадлежала. В общем, он совершенно выбился из колеи.
Несколько минут прошло в полном молчании. Пожалуй, это были самые длинные минуты в его жизни.
— Мне показалось, что я в него влюбилась, — сказала Кэри. — Да, я действительно так думала.
— В прошедшем времени?
— Скорее в прошлом…
— Мы что, теперь будем играть в слова?
— А почему бы нет? Мы ведь с тобой во всякие игры играли. И до сих пор играем. Что, разве не так? Играем чувствами друг друга, играем самими собою, своими судьбами. Что, скажешь, я не права?
Он жаждал возненавидеть ее и не мог. Он больше не мог управлять своими чувствами. Да никаких чувств и не осталось с сегодняшнего утра.
— А для чего ты мне об этом сказала? — спросил он. — Для чего было трудиться?
— Ничего особенного, — проговорила она и заставила себя улыбнуться. — Я не собиралась тебе рассказывать. Сама не знаю, зачем я это сделала. Может, ты меня подтолкнул. Я ее боюсь. В ней есть все то, чего нет во мне.
— Она просто друг. Вот и все.
— Ерунда.
— Ну ерунда — так ерунда.
— Да, ерунда и дерьмо собачье.
— Я не за этим сюда пришел, — вдруг вырвалось у него.
— А зачем? Знаешь ли ты, что не был здесь уже несколько месяцев? Мы встречаемся всегда только у тебя. Только на твоей территории и на твоих условиях. И всегда ты на первом месте. Ты, ты, ты… А каково это для меня?
— Дункана похитили, — прервал он ее.
Ну вот, наконец ему удалось произнести эти слова. Как единственный способ защититься.
Она смотрела на него, еще не понимая.
— Прошлой ночью, — добавил он зачем-то.
Ее гнев улетучился на глазах, уступив место сначала потрясению, настоящему шоку, а затем сочувствию. Она смотрела на него глазами, полными жалости. А у него снова сжало горло. Почему-то на память пришли два слова: расчленение тела. Пожалуй, он именно так себя и ощущал сейчас — словно его самого расчленили.
— У меня с ним назначена встреча сегодня вечером.
— С кем? Какая встреча? О чем ты говоришь?
Глаза ее наполнились слезами. Она положила сигарету и взяла его руку. Ее ладонь была мягкой и прохладной. А он наконец почувствовал облегчение.
Только оттого, что сказал ей. В следующий момент потянуло рассказать ей все. Он за этим ведь и шел сюда: покаяться.
— Знаешь, на самом деле это даже смешно. Всю жизнь стоишь на высоких нравственных позициях… как памятник. Потом вдруг появляется кто-то, какой-нибудь умник, и тогда вдруг выясняется, что ты ничем не лучше тех, за кем охотился всю жизнь. Знаешь, я понял: при соответствующих обстоятельствах от человека можно потребовать чего угодно. И он на все может пойти. То есть, выходит, все мы одинаковы. А раз так, какая разница, кого я накажу, кого арестую, а кого выпущу. Если мы все одинаковы.
— О чем ты говоришь?
— Он решил меня шантажировать: жизнь Дункана за секретные документы.
— А ты что? — спросила она дрогнувшим голосом.
— Я не мог этого сделать.
— Кэм!
— Я не прав? Скажи!
— Чего ты не мог сделать?
— Нет, скажи, я не прав?
— Не прав в чем?
— Мы поставим по человеку на каждой станции. На этой платформе я буду один, но на противоположной будут двое наших. А я буду один, как он и велел.
— Кто? Кто велел?
— Да я же сказал тебе. Тот, кто похитил Дункана.
— И ты хочешь его перехитрить?
— Я люблю своего сына, Кэри. Думаю, ты-то это знаешь лучше других. Но я не могу играть по правилам этого мерзавца. И потом… заложников они убивают. Они всегда убивают заложников.
До нее наконец дошло, и она зарыдала. Плечи ее вздрагивали. Она подвывала, как раненое животное. Он больше не мог сдерживаться. Лицо его сморщилось, слезы хлынули из глаз. Он оплакивал свое предательство. Он предал единственного сына. Он ненавидел себя; ему не было прощения ни в этом мире, ни в том. Не простят его ни Бог, ни люди. Ни эта женщина. Он сам, один, принял решение. С этим ему и жить теперь. А другие из-за него могут умереть.