Выбрать главу

Не разворачивая листка, Жан положил поверх обе ладони и прикрыл веки. Они трепетали от гуляющих туда-сюда глазных яблок, брови подергивались, а лоб складывался в тонких бороздах морщин. Если до этого момента духи были расположены к медиуму, то дух Мэри-Энн — если допустить, что он существовал — явно был беспокойным, непокорным. Лицо Дюпре мрачнело, лоб покрывался испариной, а тонкогубый рот приоткрывался, нашептывая неразборчивые слова. Я силилась разобрать хоть одно из невнятного потока, но речь его не была похожа ни на один из известных моему слуху языков.

По мере того, как лицо спирита все больше бледнело и кривилось, гости, не сводя с него заинтересованного взгляда, трепетали и испуганно охали.

Тут шепот медиума набрал обороты, перерос сперва в сильный голос, грудной, а затем и вовсе раздвоился, растрои́лся… Теперь же вместо обходительного, почти бархатного голоса мсье Дюпре, все присутствующие услышали зов совершенно потусторонний, как будто женский, но глубокий, громоподобный, сотрясающий стены и наши сердца. Чужому голосу вторили несколько других, как если бы в комнате находились не одиннадцать человек, а гораздо больше, но удивительным образом весь этот сонм голосов исторгался из Жана Дюпре.

Меня пробрала ледяная дрожь. Публике уже известна была спиритическая трубка, с помощью которой спирит-шарлатан мог одурачить участников сеанса, но Жан сидел перед нами, хорошо просматриваемый, руки его недвижимо покоились на столе… Мог ли он обладать талантом чревовещания, я не ведала, но один единственный голос, который выцепил мой слух из общего хора, быстро отсеял такую догадку.

— Элоиза…

Совершенно не мужской голос ясно исходил изо рта мсье Дюпре. Сердце рухнуло вниз от благоговейного ужаса, вдруг охватившего меня всю, без остатка.

— Элоиза!

Мое имя надсадным воплем исторглось из горла спирита, и миссис Брокенбро не выдержала накала безумия: почти театрально охнув, она откинулась на спинку стула. Тот не выдержал ее веса и упал вместе с ней.

— Господь милосердный, принесите нюхательную соль! — воскликнул мистер Эндикот, как вдруг нас коснулось второе потрясение.

Мсье Дюпре неожиданно отдернул руки от письма и отпрянул от стола, чем напугал гостей. Письмо вспыхнуло — будто само собой воспламенилось, норовя обжечь и облизать огнем сидящих за столом. Все так и повскакивали с мест, кто с возгласом изумления, кто с криком. Я же открыла сумочку тетушки Аделины, извлекла из ее недр баночку с солью и бросилась к тетушке, без чувств лежащей на ковре.

— Клод, воды, сейчас же!

Служанка в мгновение ока примчалась с кувшином на оклик мсье Дюпре и вылила его на стол. Пламя тут же потухло, оставив после себя горстку пепла и прожженное покрытие столешницы.

Я же наконец привела женщину в чувство и вместе с мистером Престоном помогла ей добрести до дивана и присесть. Мсье Дюпре обвел всполошившихся гостей и продекламировал:

— Боюсь, дамы и господа, что дух покинул нас — я более его не слышу, сеанс был прерван. Засим прошу закончить нашу встречу, я очень устал.

Я подняла голову и всмотрелась в медиума: лицо его будто осунулось и побелело, волосы взмокли у корней и облепили его вспотевший лоб, а ладони чуть заметно дрожали. Он не походил на притворщика, но сила актерского таланта крылась как раз в натуральности игры, и если Жан Дюпре лукавил, то делал это как непревзойденный мастер.

— Ох, как же вам не стыдно, мсье Дюпре, — с придыханием, чуть не плача, жаловалась миссис Брокенбро. — Так растравить сердце пожилой дамы, что потеряла свою единственную дочь…

Жан подошел к женщине, склонил перед сидевшей одно колено и взял ее ладонь, накрыв своими.

— Спиритические сеансы могут причинить douleur sacree[15], мадам, — он глядел ей прямо в глаза, но женщина недоверчиво хмурилась. — Но также способны приоткрыть завесу тайны на гибель родных и близких. Я правда слышал вашу дочь: она хотела сказать мне что-то важное, но…

— Ничего важного она не могла вам сказать, — тетушка Аделина грубо вырвала ладонь, — потому что призраков не существует! Мэри-Энн умерла, ее больше нет. Ее нет!..

Сдерживая позыв к слезам, миссис попросила поскорее подать кеб, чтобы «убраться из этого рассадника лжи и подлости», как она смела выразиться. Жан Дюпре никак не отреагировал на ее выпад, а только вежливо извинился и отошел проститься с другими гостями. Выводя тетушку из комнаты, я кивнула Иззи на прощание, и видела, как девушка и остальные визитеры благодарили спирита за проведенный сеанс и вместе с рукопожатиями вручали ему гонорар за услуги. Медиум рассыпа́лся в ответных благодарностях и кланялся, а затем спустился с нами вниз, чтобы проводить, как полагалось настоящему джентльмену.