— И правильно, — согласилась с ним тетушка. Уходя из комнаты, она с пренебрежением попросила: — Прошу, не задерживайтесь в моем доме, не забывайте, что вы здесь нежеланный гость, несмотря на все мое великодушие.
— Конечно, миссис, как вам будет угодно.
С тем тетушка Аделина оставила нас, с явным расчетом, что мсье Дюпре стремглав помчится к дверям и упорхнет так же незаметно, как явился сюда. Впрочем, миссис не пожелала лично проследить за этим, что было нам на руку: мы могли избавиться от следов нашего ритуала и обсудить все, что предстало нашим глазам.
Я обернулась к окну, намереваясь стереть жуткую надпись, но та уже исчезла, не оставив на стекле ни следа. На всякий случай я протерла его рукавом и задернула одну штору. Облегченно выдохнув, я села за стол и оперлась о него локтем. Жан тихонько присел рядом и вполголоса сказал:
— Вам непременно нужно остаться дома в одиночестве и обыскать комнаты, особенно личные покои Мэри-Энн.
— Мистер Брокенбро сейчас больше отсутствует, чем присутствует, но вот тетушка Аделина в последнее время не покидает Харвуд-холла, — огорченно посетовала я Жану. — Застать поместье без ее надзора — большая удача, но крайне редкая.
— В таком случае, вам следует выманить ее, куда угодно! — В словах спирита звучала настоящая заинтересованность. Или же он не успел выйти из роли, и мне это только казалось? — Готов ручаться, вы найдете что-то, о чем сообщила нам Мэри-Энн.
Медиум, конечно, был прав: чтобы докопаться до правды, мне придется пойти вразрез с приличиями и даже собственной совестью, но в то же время … Я с легким подозрением посмотрела на Жана, чем-то напомнив себе тетушку.
— Почему вам так это важно, мсье Дюпре? Почему вы так настаиваете, чтобы я дозналась правды?
— Прошу, зовите меня просто Жан. — Краешки его губ раздвинулись, образуя очаровательную улыбку. — Поймите, если я не помогу вам разобраться, то Мэри-Энн будет являться мне снова и снова, пока не сведет с ума. Неужели вам угодно, чтобы ваш покорный слуга потерял разум?
Конечно, ничего подобного мне не хотелось, и он прекрасно был о том осведомлен. Едва ли я могла скрыть влечение, которое источали мои глаза, мое дыхание, все мое существо, изголодавшееся по чьему-то вниманию. Все, чего мне хотелось в эту секунду — коснуться его губ своими и попробовать их вкус. Интересно, догадывался ли он о моих тайных желаниях? Мог ли прочесть их так же ясно, как, по его словам, видел духов? Но вспомнив о недавних откровениях Дюпре, я поняла, что, в отличие от потустороннего мира, к моим потаенным чувствам он все же слеп.
— Нет, Жан, ваш трезвый рассудок еще пригодится и мне и вам, — ответила я, с сожалением отпуская набухшее в груди жаркое чувство. — Значит, вами руководит лишь холодный расчет?
— Я бы хотел ответить «нет», но мною действительно движет желание избавиться от сей ноши, ибо ее вес непомерно тяжел — мне ее не вынести. Но вместе с тем мне хочется помочь вам приоткрыть завесу и заглянуть за нее в поисках правды. Думается мне, мы преследуем одну и ту же цель и посему должны доверять друг другу, как считаете? Кроме того, как я уже писал вам, мне жизненно необходим человек, кто бы увидел изнанку мира так же кристально чисто, как я сам.
Жан пристально смотрел мне в глаза, словно хотел, чтобы я увидела его честные намерения. Но, будучи свидетелем его перевоплощений, я никак не могла отделаться от ощущения, что меня водят за нос. Я боялась довериться кому бы то ни было, уж особенно медиуму — мне должно держать ухо востро, ведь таких дурнушек, вроде меня, обдурить стремится каждый третий.
— Что ж, я сделаю вид, что поверила вам, а вы сейчас сделаете вид, что целиком и полностью раскаялись за свое поведение и с виноватым видом покинете Харвуд-холл. — Я говорила это с ярко выделенной насмешкой, и Жан понимающе усмехнулся, поддерживая мой фарс. — Следом я высокомерно захлопну за вами дверь, выражая высшую степень оскорбления этим визитом, а вы, — здесь я понизила голос до шепота, — будете ждать от меня письма.
Жан кивнул, и с этого момента мы стали заговорщиками, двумя пауками, плетущими мудреную сеть, в которую хотели поймать нечто, неведомое нам самим. Вместе мы встали и прошли к входным дверям. Там Жан учтиво поцеловал мою руку, нарочито медленно, словно очень не хотел отпускать ее, что я сочла самой обыкновенной лестью.