На поверхности зеркала невидимая рука процарапывала одно-единственное слово:
«Яд».
***
Проснувшись поутру, я решила, что мне был сон, дурной кошмар, и только! Зеркальная гладь осталась нетронутой — надпись исчезла.
Неужели ее новая весточка из-за черты привиделась мне? Но я помнила тот звук, ужасный скрежет, леденящий душу, помнила фигурные борозды на стекле, из которых сложилось ее послание! Или то был очередной плод моего воспаленного сознания, поскольку я медленно, но верно теряла рассудок?
Смерть Мэри-Энн действительно порождала множество вопросов, и если в ней замешан яд, то с чьей руки кузину постигла столь страшная гибель? В самоубийство я отказывалась верить, но могла ли запретная, насильно разорванная любовная связь сподвигнуть ее на такой отчаянный шаг?..
Никто из живых не мог дать мне ответа. Возможно, смогут рассказать мертвые?
Одевшись в платье для прогулок и запахнув на груди шерстяной плащ, я отправилась прямиком на кладбище, где лежала Мэри-Энн. Сейчас я как никогда нуждалась в ее подсказках, но, будто на зло, она не желала больше являться, не хотела забраться мне в голову и сообщить нечто важное. Вероятно, я обидела ее вчера, попросив оставить меня в покое, и теперь жалела о сказанном. Голос ее совсем затих, растворился в безвременье, и я вознамерилась вернуть его, разбудить ее заблудший дух, чтобы завершить начатое, какой бы боли мне то ни стоило.
Скрюченные вязы встретили меня аркой тянущихся к земле ветвей, а осенний ветер насвистывал заунывную песнь; он взметывал палые листья и кружил их в танце. Могилы и замшелые надгробия взирали на меня серыми лицами, нашептывали забытые имена покоящихся глубоко под землей, и я невольно ощущала их немое осуждение за то, что все еще брожу поверху и дышу самой жизнью, пока их тела разлагаются и истлевают.
Спящий ангел на надгробии кузины был сырым после дождя. Капли слезами стекали по каменному лицу, придавая ему живости и человечной печали. Я прикоснулась к ангелу, собирая ладонью дождевую воду, провела подушечками пальцев по выпуклым перьям на сложенных крыльях. И только обойдя надгробие кругом увидела, что позади него, опершись спиной о камень, спал человек. Лик его был безмятежен, как у надгробного ангела, а на щеках подсыхали, кажется, настоящие слезы.
— Мистер, что вы здесь делаете?
Голос мой разбудил его и заставил встрепенуться. Он сдавленно охнул, поправил съехавший на бок цилиндр и вскочил на ноги.
— Простите, мисс, я не думал… Я только присел, но сон неожиданно сморил меня.
Его полинялое пальто пестрело мокрыми пятнами, снизу к его полам прилипли жухлые листья, и он стыдливо стряхнул их. Когда мужчина поднял лицо, я вдруг почувствовала, что знаю его, хотя никогда прежде не встречала.
— Вы Ирвинг, верно? Ирвинг Хоуторн, художник, что рисовал Мэри-Энн?
Мне подумалось, что никого иного я не могла встретить на ее могиле, разве что безутешных родителей или Генри. Но незнакомца, напротив, мой вопрос застал врасплох: он покачнулся, будто пьяный, вытаращил на меня свои темные омуты глаз, растерянный и напуганный нежданной встречей.
— Я Элоиза Монтгомери, ее кузина. Мне хотелось бы задать вам пару вопросов…
— Простите, мисс, я лучше пойду.
— Погодите же, куда вы? — воскликнула я, смотря, как он широким шагом отдаляется от меня, точно от чумной.
Обида поднялась во мне вихрем, и я рванула следом между кривыми рядами могил. Мистер Хоуторн услышал шаги позади себя и ускорил темп, чуть ли не убегая от моего преследования.
— Ну постойте же…
Гневный выкрик оборвался, когда я споткнулась о корень вяза и полетела со всего размаху в грязь. Я растянулась на земле и гневно кричала ему вдогонку:
— Я все знаю про вас с Мэри-Энн! Она ждала от вас ребенка!..
Последние слова вынудили его остановиться и обомлеть. Ирвинг Хоуторн резко повернул ко мне голову и даже с такого расстояния я увидела, как изумление озарило его худое лицо.
— Не прикидывайтесь, что не знаете, мистер Хоуторн! Это вы отравили Мэри-Энн, чтобы избавиться от позорного пятна?
— Что вы такое несете? — запротестовал он, возвращаясь ко мне. — Я бы никогда, ни за что... Богом клянусь, что ничего не знал о ребенке ровно до сего дня! Господь милостивый...