— Он имеет право знать о том, как на самом деле умерла Мэри-Энн.
Мистер Брокенбро вытаращился на меня, словно это я убила его дочь. Но не успел он издать и звука, как его жена взвыла зверем и опустила лицо в ладони.
— Аделина, что за вопли? Да объясните же, наконец, в чем дело!
Но готовы ли вы к такому удару, мистер Брокенбро? Потому что я не была готова.
— Вы все поймете, если прочтете эти письма. — Я кивнула на пронзенные ножом конверты. Дядя вытащил нож и настороженно взял их. — А пока вы читаете, пускай тетушка прольет свет на чудовищное деяние, которое она так надеялась скрывать в тени и дальше.
— Не тебе судить меня, Элоиза! — разъярилась заплаканная тетя Аделина. — Не стоило совать свой нос, куда не след! Зачем я только пригласила тебя… Впустила в свой дом…
— Мое любопытство здесь ни при чем, — возразила я твердо. — Мэри-Энн сама рассказала мне.
— Что ты такое несешь? — Миссис Брокенбро щурилась и кривила тонкие красные губы. — Моя дочь мертва!
Притти взвизгнула и выбежала из гостиной, не выдержав разгорающегося скандала. Или же вес жестокой правды оказался непосилен для ее хрупких плеч?
— Все так, — согласилась я, — но даже смерть не помешала ей достучаться до меня и передать, что вы с нею сотворили. И с ее ребенком.
— Господи помилуй… — причитал дядя, вероятно, добравшись до той части письма, которая так своевременно наслоилась на мои слова.
— Этот Дюпре окончательно извратил твой разум! Какой еще чуши он наговорил тебе при встречах? Это он настроил тебя против своей же семьи, родной крови?
— Она ждала ребенка… — бормотал дядя с потерянным видом. — Ждала ребенка…
— И Дюпре не виноват, — помотала я головой, сдерживая себя, чтобы не перейти на крик и не наброситься на тетушку, которая еще смела отпираться. — Это все вы. Вы отравили ее, чтобы избежать скандала. Как вы могли, тетя Аделина? Ведь она была вам дочерью…
— Хватит!
Женщина вскочила со стула, проворно вырвала письма из рук мужа и бросила их в камин. Огонь схватился за новое подношение и тотчас же поглотил его.
— Другие письма я давно сожгла, пора и эти предать забвению.
— Это ничего не изменит, — сказала я, наблюдая, как бумага тлеет в голодных языках пламени. — И уж точно не снимет с вас вины.
Тетушка стояла возле камина, повернутая ко мне спиной, и говорила охрипшим голосом:
— Я не травила ее, Элоиза. Вернее будет сказать, не планировала отправить ее на тот свет. Все, чего я хотела — так это избавиться от чертова ребенка!
Впервые за последние страшные часы что-то больно шевельнулось во мне, откликаясь на речи тетушки.
— Если бы не этот ребенок, ничего бы не произошло! Но Мэри-Энн понесла ублюдка от того нищенствующего художника, как бишь его там, я даже имени его не запомнила.
— Мистер Ирвинг Хоуторн, — вставила я глухо.
— Да, мистер Хоуторн, ну конечно. Он едва ли не год ходил к нам, как к себе домой, и мы ведь приняли его со всем радушием, а он оказался змеем-искусителем, осквернившим нашу дочь, нашу невинную Мэри-Энн… Когда я перехватила письма у Притти, то была вне себя от гнева и пригрозила дочери, что если хоть раз увижу мистера Хоуторна рядом с ней, узнаю про очередное письмо к нему, то запру ее в поместье, как в принцессу в башне, а свадьбу с Генри сыграю на следующий же день.
Как выяснилось, Мэри-Энн не вняла моим угрозам. Она была натурой страстной, пылкой, своенравной и упрямой… Бог знает как, но встречи их какое-то время продолжались за моей спиной, и случилось ужасное — она забеременела. Я перехватывала все ее письма, и узнала об этом только из них, но не подала вида, что раскрыла ее нечестивую тайну.
Она опозорила семью, весь наш род! Перво-наперво я подумала о Генри: быть может, поженить их поскорее и выдать чужого ребенка за его собственного? Однако срок Мэри-Энн был не настолько мал: ребенок родился бы слишком рано при обманном расчете. Допустить женитьбы с таким отрепьем, как Ирвинг, я не могла, отвести ее к врачу — тоже: полагаться на то, что такой прецедент не станет достоянием общественности было рискованно. Что еще мне оставалось делать?
Тогда-то я и обзавелась свинцовыми пилюлями. Я подмешивала их в чай Мэри-Энн, в ее завтраки, обеды и ужины, со страхом и нетерпением ожидая, когда же у нее произойдет выкидыш, который избавил бы всех от неминуемого скандала. Я действовала скрытно, потому как хотела, чтобы все произошло естественно, будто само собой.