Однако ребенок был столь же упрям, сколь и его бедовые родители: ни за что он не хотел покидать ее чрева, и все цеплялся за жизнь, которую они посмели ему даровать. Мэри-Энн иногда жаловалась на недомогания, но и только, и потому я увеличила дозу. Кроме того, тянуть было уже опасно — на большом сроке выкидыш мог навредить ей.
И вскоре ей действительно стало настолько дурно, что у нее открылось кровотечение. Я уложила ее в своей комнате и не впускала никого, даже Притти, намереваясь управиться своими силами. Я благодарила Господа за сей подарок, но вместе с тем и перепугалась за Мэри-Энн, а ей тем временем становилось все хуже и хуже. Врач не успел к нам добраться, и она скончалась в горячке…
Я вопила от горя, трясла ее, словно куклу, но грудь дочери больше не вздымалась. Осознав, что предстанет взору врача по приезде, я спохватилась и раздела бедняжку. Выбросила окровавленные простыни вместе с ее сорочкой, омыла ее тело и переодела в чистое, чтобы ничто не указывало на выкидыш.
Врач прибыл к вечеру, когда я уже успокоилась и взяла себя в руки. Он, разумеется, настоял на вскрытии, искренне изумившись, как девушка в расцвете лет без наследственных болезней могла ни с того ни с сего скончаться, но я запротестовала: нельзя было допустить, чтобы все узнали ее грязную, постыдную тайну! Ее позор я должна была унести с собой в могилу.
На следующий же день меня обуял страх, и я пригласила мистера Аддингтона. От кого-то я слышала, что покойников лучше зафиксировать на снимке, прежде чем закапывать в землю, чтобы их души были пойманы и не являлись во снах, мучая родственников, и потому решила не искушать судьбу и оградить себя от последствий. Мистер Аддингтон запечатлел для нас Мэри-Энн так, словно бы она еще жива, но ненадолго уснула… Глядя на тот снимок, я и сама готова была поверить в эту ложь…
Так все и случилось. Я желала смерти лишь непрошенному внуку, но невольно убила дочь. Мне… Мне бесконечно жаль, что я не смогла все сделать правильно.
Женщина вновь зашлась в рыданиях, но я не испытывала к ней сочувствия — только отвращение.
— Ваши сожаления, к несчастью, запоздали и не вернут нам Мэри-Энн. Но объясните же, зачем вы поехали к мсье Дюпре? Для чего было разыгрывать из себя невинность, выставлять напоказ поруганное достоинство фамилии?
— Ты, вероятно, сочтешь меня вконец суеверной, но я всерьез испугалась, что на сеансе что-то произойдет. Схоронив дочь, я еженощно видела ее в кошмарах. Мне стало боязно, что мсье Дюпре непреднамеренно докопается до правды, воззвав к духу Мэри-Энн, и явит всем мою тайну. Этого я не могла допустить никак. Если бы я не прервала его сеанс своим обмороком, одному Господу известно, что дочь рассказала бы его устами…
Актерскому таланту тетушки впору было аплодировать.
— И потому-то вы решили сгубить репутацию Жана, — дополнила я ее рассказ недостающими деталями. — Вытравить его из Лондона, не так ли?
— Мне необходимо было себя обезопасить, — блекло отозвалась Аделина. — Он, похоже, неплохой человек, но в его руках оказалась репутация моей семьи.
Дядя, который беззвучно сидел все это время в некоем оцепенении, вдруг захрипел и схватился за грудь.
— Элоиза… Сердце! Врача…
Я тут же встрепенулась и позвала Притти — велела ей бежать за ближайшим врачом, но сперва принести сердечную настойку, чтобы дядя не отдал Богу душу раньше времени.
В ожидании доктора мы бережно уложили дядю на софу в гостиной, забыв ненадолго о разговоре за завтраком. Но роковые признания отравили здешний воздух, он пропитался ими насквозь. Дышать было так трудно, что я вынужденно расстегнула пару пуговиц на воротнике домашнего платья. Миссис Брокенбро сидела подле мужа и все пыталась ухватить его руку, но даже в полубессознательном состоянии дядя вырывался из ее цепких пальцев. Соседство с убийцей никому не могло прийтись по душе, но мистеру Франклину, пожалуй, пришлось хуже всех, ведь он, в отличие от нас, был посмертно связан с нею браком.
Только к полудню доктор осчастливил нас своим визитом. Он помог привести дядю в чувство и отправить его в гостевые покои на первом этаже, чтобы там он смог отдохнуть и восстановиться. Я шепнула Хэтчеру, чтобы тот находился при дяде и не спускал с него глаз, а Притти попросила внимательно следить за пищей дядюшки, побоявшись, как бы охочая до крови тетушка и его не отправила к всевышнему, лишь бы замолчать свои секреты. Кто знает, до чего еще она способна пасть?