Однако же, против желания вспомнив об увиденной призрачной фигуре, я не спешила отвергать предложение мисс Пэтчетт, но не удержалась от вопроса с присущим мне скепсисом:
— Вы правда верите в чепуху, которую городят пройдохи-медиумы?
— О, не спешите все списывать на умелый мухлеж, — отмахнулась Иззи. — Сначала попробуйте! Вы даже представить не можете, как много нового духи могут нам поведать. Быть может, Мэри-Энн расскажет нам, что ее, бедняжку, сгубило? Я думаю о ней каждый день, и все не знаю покоя. Мне так хочется дознаться от нее ответа, а вам, Элоиза?
Я не без причины колебалась. Рациональная моя сторона сторонилась всякого рода мистификаций, да и приобретенный опыт неудачного сеанса отговаривал от вмешательства в сию нелепую историю.
Но Иззи была непреклонна:
— Ну же, мисс Монтгомери, что вы теряете? Это, конечно, не для слабонервных, но вы, как я знаю от Мэри-Энн, — упокой ее Господь — натура крепкая и устойчивая к малодушию. Прошу, составьте мне компанию? Думается мне, вам это тоже нужно, для успокоения и принятия печального события.
Какой бы наивной ни выглядела Иззи Пэтчетт, она очень точно разглядела во мне ядро сомнения и растерянности. Устоять перед ее пылким напором не вышло:
— Ох, будь что будет, ваша взяла. И когда же состоится этот сеанс?
Глаза мисс Пэтчетт так и разгорелись от плохо скрываемого восторга, что не вязалось с недавной утратой близкой подруги.
— О, поверьте, мисс, вы не пожалеете! Сеанс состоится завтра в девять вечера в лондонской квартире одного спири́та, так что начинайте паковать вещи и готовьте кеб. В наших местах имя этого медиума пока еще не обрело известности, он недавно прибыл к нам из Франции. Но, как говорят, там он произвел настоящий фурор!
— И как же зовут вашего спирита из Франции?
Задав этот вопрос, я ожидала услышать о ком-то вроде сестер Фокс или Эммы Хардинг Бриттен[8], о которых гуляли в народе разного рода скабрезные истории, и коих я успела вдоволь наслушаться, пока жила на Монмартре. Однако мисс Пэтчетт озадачила и заинтриговала меня, назвав совершенно иное имя, окутанное флером загадочности:
— Его зовут Жан. Жан Дюпре́.
***
Скрыть от Аделины Брокенбро свою поездку оказалось не так-то просто, и она раскусила меня довольно быстро. Исхудавшее лицо ее сначала побледнело, а затем кровь снова прилила к лицу, заставив его побагроветь.
— И зачем же, позволь узнать, вам понадобилось взывать к духу моей покойной дочери?
Сконфузившись, я вынужденно призналась, что это было не моей прихотью, а идеей Изабель Пэтчетт, на что миссис Брокенбро разошлась многословной бранной тирадой.
— Ох уж эта Иззи Пэтчетт, всюду ей следует сунуть свой острый нос! Ну, этой авантюры я так просто ей с рук не спущу — я поеду с вами и выскажу ей все, что думаю на сей счет.
Вытаращив глаза, я только глухо спросила, не проще ли обойтись письмом, и миссис ответила:
— Должна же я вывести ее шарлатана на чистую воду? Я не позволю какому-то дешевому фокуснику наживаться на имени моей бедной дочери.
Затея тетушки показалась мне вполне существенной, да и что я могла теперь возразить? Если что и взбредало в голову этой властной и уверенной в себе женщине, то устремления ее было уже не остановить.
Собравшись и уведомив мистера Брокенбро о своем отбытии (без упоминания целей нашей поездки), мы сели в кеб и были в Лондоне через несколько утомительных часов. Всю дорогу мне пришлось впитывать уничижающие восклицания тетушки Аделины и притворно раскаиваться за свою оплошность, хотя, в общем-то, большой вины я за то не испытывала.
Лондон встретил нас слабым мерцанием желтых уличных фонарей, тонущих в густом тумане и четко уловимом смраде канализаций кварталов в Бетнал-Грин. Однако, когда кеб привез нас в более благополучный район, омерзительное амбре наконец перестало терзать меня.
— Бедфорд-сквер, дамы!
Не без труда покинув экипаж, мы сверились с оставленным Иззи адресом, нацарапанном на салфетке, и поднялись на третий этаж дома. Там нас уже ожидали, а внутри квартиры разбились по кучкам несколько незнакомых нам людей.