После взвешивания боксёры должны были встретиться лицом к лицу для традиционной фотосессии. Воронин и Джексон встали друг напротив друга, глядя глаза в глаза. Разница в росте и массе была очевидной — американец возвышался над советским ветераном как скала.
Фотографы щёлкали затворами, выкрикивая просьбы: «Ближе! Посмотрите в камеру! Покажите кулаки!» Боксёры послушно выполняли указания, сохраняя профессиональную невозмутимость.
И тут один из американских журналистов — тот самый рыжий, который задавал провокационные вопросы на пресс-конференции — крикнул:
— Джексон, не бойся ударить посильнее! Советские ветераны привыкли падать!
Зал замер. Это была явная провокация, переходящая все границы приличия. Переводчик не стал переводить эти слова, но смысл был понятен по интонации. Коробов побледнел, готовясь к дипломатическому скандалу.
Воронин медленно повернулся к журналисту, но не успел ничего сказать. Джексон неожиданно шагнул вперёд и заговорил, чётко и громко:
— Я не знаю, кто вы и какое издание представляете, — сказал он по-английски, — но вы позорите американскую прессу и мою страну. Господин Воронин — ветеран войны, чемпион и уважаемый человек. Если у вас нет уважения к старшим, покиньте зал.
Это заявление вызвало овацию. Советские зрители аплодировали американскому боксёру, явно не ожидав от него такого благородства. Коробов с облегчением выдохнул.
Но напряжение только нарастало. Рыжий журналист, вместо того чтобы извиниться, крикнул что-то ещё более оскорбительное — теперь уже в адрес обоих боксёров. Воронин, услышав это, резко двинулся в сторону журналиста, но Джексон оказался быстрее.
Американский чемпион в два шага оказался рядом с журналистом, схватил его за лацканы пиджака и приподнял над полом.
— Ещё одно слово, и ты вылетишь отсюда вместе со своей аккредитацией, — процедил он сквозь зубы. — Понял?
Журналист побледнел и судорожно кивнул. Джексон отпустил его и повернулся, чтобы вернуться на помост, но в этот момент рыжий, видимо, решив восстановить репутацию, крикнул ему в спину:
— Смотрю, ты уже перешёл на сторону коммунистов!
Это была последняя капля. Джексон развернулся, готовый действительно применить силу, но тут Воронин неожиданно оказался между ними. С удивительной для своего возраста скоростью он нанёс короткий, почти незаметный удар в солнечное сплетение журналиста. Тот согнулся пополам, хватая ртом воздух.
— Извини, молодой человек, — спокойно сказал Воронин. — Старческий рефлекс. На войне такие выкрики часто предшествовали атаке противника.
Зал взорвался — кто аплодисментами, кто возмущёнными криками. Джексон посмотрел на Воронина с удивлением, затем медленно улыбнулся и протянул руку. Старый боксёр пожал её, и в этот момент оба почувствовали, что между ними возникла связь, выходящая за рамки спортивного соперничества.
Охрана бросилась разнимать боксёров, хотя они вовсе не собирались драться друг с другом. Коробов и американские официальные лица пытались успокоить публику. Журналисты снимали всё происходящее, понимая, что получили сенсационный материал.
— Джентльмены, пожалуйста! — взывал представитель Международной федерации бокса. — Давайте сохраним спортивный дух!
Наконец, порядок был восстановлен. Рыжего журналиста вывели из зала и лишили аккредитации. Воронин и Джексон вернулись на помост для заключительных фотографий. Теперь их взгляды были другими — они смотрели друг на друга с новым пониманием, как союзники, которым предстоит стать противниками на ринге.
— Жду встречи, мистер Воронин, — сказал Джексон, пожимая руку советскому боксёру перед уходом. — Это будет честный бой.
— Не сомневаюсь, молодой человек, — ответил Воронин. — Удачи тебе. Она понадобится нам обоим.
Когда церемония закончилась, и публика начала расходиться, Коробов подошёл к Воронину.
— Михаил Петрович, вы понимаете, что устроили? — спросил он, пытаясь выглядеть строгим, но не скрывая улыбки. — Это же международный скандал!
— Бросьте, — отмахнулся Воронин. — Мы с американцем просто поставили на место зарвавшегося писаку. Никакой политики.
— Это вы так видите, — вздохнул Коробов. — А газеты завтра напишут... впрочем, ладно. Теперь уже ничего не изменишь. Готовьтесь к бою, Михаил Петрович. Впереди главное испытание.
— Не впереди, — тихо ответил Воронин. — Главное испытание было под Сталинградом. А это... это просто бокс.