— Только ушел Косолапов, — заканчивал он свой рассказ, — вдруг появляется Таранин. Я его хорошо знаю. Говорю: «Василий, что же вы наделали?» Молчит, по голове только себе стучит. Я опять: «Кто же его зарезал? Ты знаешь?» А он опять по голове стучит да приговаривает еще: «Что я наделал! Что я наделал!» Очень расстроен был.
— Что же это он по голове стучал?
— Да у него привычка такая, — ответил Смирнов. — Помню, встретил я его как-то сильно навеселе, он тоже так стучал по голове и бормотал: «Что я наделал! Что я наделал!» Ранен он был в голову и контужен. Оттого наверное.
«Странная привычка, — подумал Борисов. — Надо будет получше заняться Тараниным».
Выяснить, кто работал с Тараниным на рынке, не представляло труда.
— Поговорите с Журавлевой, — посоветовал начальник милиции. — Лет пять с ним вместе работает.
— ...Мария Гавриловна, вы знаете Таранина? — спросил следователь Журавлеву.
— Уж сколько лет вместе работаем, — ответила она. — Нервный он очень, товарищ следователь. Как что не по нему, сразу кричать начинает. Драться, правда, не любит, да и крови не выносит...
— Как это не выносит, — улыбнулся Борисов, — он же мясо рубит?
— А вот так и не выносит. Мясо-то он рубит, а поросенка резать — человека нанимает. Да чего там поросенка, курицу и ту зарезать не может. Такой уж характер.
— Характер, значит?.. А вы слышали об убийстве Накатова?
— Как же, слыхала, весь город говорит. Только это не Василий Иванович. Не такой он человек. Нервный он, это правда, а так и муху не обидит.
— А ножа вам у него не случалось видеть? — продолжал Борисов.
— Видела, да не один, а целых три.
— Большие?
— Большие, которыми мясо разделывают.
— Не помните ли вы случая, чтобы Таранин во время работы порезался?
— Нет, не помню. Он ведь опытный, двадцать лет на этом деле.
— Что ж, — сказал Борисов, — давайте запишем ваши показания.
Прощаясь со следователем, Журавлева вдруг спохватилась:
— Знаете что, ножом-то Таранин не резался, а вот костью незадолго до ареста руку поцарапал. Подходит ко мне и говорит: «Перевяжи, Маша, руку, кость острая попалась». Ну я тряпочкой обмотала царапину, а перевязать, и нечем. Взяла тогда шерстяную нитку и обвязала сверху. Помню еще сказала: «Надо, начальник, аптечку на рынке завести, а то и бинта у нас нету».
Как только Журавлева вышла, Борисов немедленно вызвал Таранина.
— Вам не случалось поцарапать руку о кость при разделке туши? — спросил он его.
Таранин некоторое время молчал, словно вспоминал что-то:
— Кажется... был такой случай... Ну, конечно, был. Поцарапал я руку о кость, острая попалась... Постойте... Помню, я еще пошел к Журавлевой, она мне тряпочкой руку перевязала.
— Тряпочкой и всё?
— И ниткой сверху обмотала.
— Какой ниткой? — насторожился Борисов.
— От вязанья от своего.
— А ничего она при этом не говорила? — быстра спросил Борисов.
— Говорила, про аптечку говорила, чтобы завести аптечку на рынке. Извините, что раньше об этом не сказал, память у меня после контузии слабая.
Итак, незыблемость материалов дела, их безупречность потерпела урон. «Никто мне не верит!» — звучало у Борисова в ушах. А если попробовать поверить? Тогда надо немедленно допросить Аню Иванову, этого «главного свидетеля обвинения».
Борисов знал много случаев, когда серьезные преступления раскрывались благодаря показаниям таких вот свидетелей с бантиками или косичками, с задорными глазенками. Но он знал также, что к их показаниям надо относиться с большой осторожностью. Не всегда истина глаголет устами младенца! Часто дети под влиянием разговоров взрослых, под впечатлением прочитанных книг способны без злого умысла прихвастнуть, присочинить что-нибудь, на их взгляд украшающее обыкновенное, неинтересное событие.
«Главный свидетель обвинения» осторожно открыла дверь, просунула белокурую головку и спросила:
— Можно войти?
— Заходи, заходи, Аня, садись вот сюда. Ишь ты большая какая. А я думал совсем крошка. Ты в какой же класс ходишь?
— В четвертый перешла.
— А учишься хорошо?
— Всего две тройки.
— И читаешь много?
— Много... А вы меня опять про дядю Лешу будете спрашивать?
— Догадливая ты. О нем. Расскажи, пожалуйста. Только правду говори.
Чуть склонив набок голову, девочка начала рассказ. Борисов выслушал ее. «Хорошая память, — отметил он. — Только о ноже забыла».
— Ну, а теперь скажи, какой ты нож видела у дяди Васи?
Девочка опустила голову и тихо сказала:
— А ножа я никакого не видела.
— Но ты же раньше говорила про нож?
— Говорила. Меня все спрашивали, спрашивали про ножи, я и сказала, что видела. Ведь он же зарезал его, значит, был ножик...