— Всё абсолютно правильно, Геннадий Павлович. Я только что проверял жалобу...
— Не верится что-то, товарищ прокурор, — перебил Коваленко пожилой мужчина и, выпрямившись в кресле, повернулся к нему. — Я с Николаем ведь пять лет вместе, в одном цеху работаю. Не может этого быть.
— То есть как это не верится? — вдруг рассердился Коваленко. — Тут, знаете, точные факты. Да что там спорить, у меня же его объяснение. Разрешите я зачитаю, Геннадий Павлович?
— Пожалуйста! Коваленко раскрыл папку:
— «Прокурору области от заключенного Лысикова Николая Петровича, он же Нефедов Николай Александрович, 1934 года рождения. Объяснение. Я действительно был осужден в 1954 году за бандитизм к двенадцати годам лишения свободы. В том же году бежал из-под стражи. Потом сменил фамилию на Нефедова, служил в армии. После демобилизации работал на заводе. В мае 1962 года меня задержали и осудили за побег к пяти годам лишения свободы. Записано собственноручно...» — Вот подпись — Лысиков-Нефедов, — и Коваленко показал собравшимся объяснение, будто кто-то сомневался в его подлинности.
Девушка, словно не понимая, смотрела то на Толмачева, то на Коваленко. Пожилой мужчина достал платок и вытер вспотевшее лицо.
— Плохо вы знаете своих товарищей, — нарушил молчание Коваленко.
— А я думаю, — медленно произнес второй, худощавый посетитель, — я думаю, это вы плохо разбираетесь в людях. Может, и был грех у Николая. Но ведь восемь лет прошло... Какой же он бандит?.. — мужчина повернулся к своим спутникам, как бы ища поддержки.
— Из цеха не вылезал, когда весной были срочные заказы, — уверенно заявил пожилой. — Нам кажется, незачем его в тюрьму прятать. Его исправлять не надо. Все бы такими были.
— Товарищ прокурор, — робко вступила девушка, — может быть, на поруки взять нам Николая? Честное слово, весь коллектив поддержит...
— Нельзя этого делать, гражданка! — ответил за Толмачева Коваленко. — По закону на поруки не может быть передано лицо, совершившее деяние, представляющее большую общественную опасность. А Лысиков осужден за бандитизм. Что вы, товарищи, за бандитизм — и на поруки, — усмехнулся он, — пожалуй, в «Крокодил» угодишь.
— Ну, я не знаю, может быть, адвоката взять?.. Нем мы еще можем помочь ему? — спросила девушка.
— Адвокат ни к чему, — ответил жестко Коваленко. — Судить Лысикова никто не собирается. Дважды судили. Довольно. И вы напрасно беспокоитесь. Нарушений тут никаких нет.
— Как это напрасно беспокоимся? — возмутился пожилой мужчина, поднимаясь со стула. — Нас коллектив цеха уполномочил. С доски почета, да в тюрьму! Это на всех нас пятно. Только он не бандит, мы ручаемся за него и будем беспокоиться. И Генеральному прокурору напишем, и в Верховный Суд...
— Подождите, товарищи, кипятиться, — сказал Толмачев, вставая из-за стола. — Дайте нам самим хорошенько разобраться. Может быть, и писать никуда не нужно. А что пришли — хорошо. Мы вас обо всем известим.
Когда дверь за ними закрылась, Харитонов покачал головой:
— Формалист ты, Александр Павлович, честное слово. Разве можно так решать вопрос. Да, Лысиков совершил преступление, но ведь ты сам говорил, что он случайно попал в эту компанию и его роль в нападении была незначительной? Но не в этом главное. С момента преступления прошло восемь, понимаешь, восемь лет! Лысиков и службой в армии и, как видишь, трудом доказал свое исправление. Зачем ему тюрьма?
— Мы на страже законности, — не сдавался Коваленко. — Никому не позволено нарушать советские законы. Приговор суда — тот же закон, обязательный для всех...
— Если он обоснован и справедлив, — перебил Толмачев. — Не забывайте, что прокурор обязан опротестовать каждый незаконный или необоснованный приговор.
— Но ведь этот приговор вынесен в соответствии с законом...
— Может быть, и так, но исполнение его в настоящее время мне представляется неправильным. Давайте-ка еще раз почитаем статью шестую Уголовно-процессуального кодекса. Вот: «Суд, прокурор, а также следователь и орган, дознания, с согласия прокурора, вправе прекратить уголовное дело, если будет признано, что... совершенное виновным деяние потеряло характер общественно опасного или...» — Нет, вы послушайте, Александр Павлович! — «или это лицо перестало быть общественно опасным».
— Мне тоже кажется, — сказал Харитонов, — что это именно такой случай.
— Ну вот, вы понимаете меня, тогда вам и протест писать, — улыбнулся Толмачев.
Председатель областного суда был в отпуске, и заседание президиума проводил его заместитель. Когда он занял свое место за столом, покрытым темно-красным сукном, у него так и не было еще определенного мнения по делу Лысикова. Он накануне тщательно изучил представленные прокуратурой материалы: характеристики, выписки из приказов с объявлением благодарностей, протокол цехового собрания, протокол общего собрания жильцов. Всё это, несомненно, свидетельствовало об исправлении человека. И... пожалуй, прокурор прав... Но статья! Бандитизм! Освободим, а вдруг он опять что-нибудь выкинет? Кому тогда отвечать?