Когда мать вернулась, вынул из мешка купленный в пути платок, набросил на худые плечи.
- Гостинец тебе.
Мать оглядела себя в зеркале.
- Хорош платок. Спасибо тебе, хозяин.
Она перебрала все его немногочисленные вещи. Выстирала и заштопала носки. Осмотрела со всех сторон ватник, нашла наконец прореху на подкладке и, щуря глаза под стеклами очков (раньше на носила!), зашила маленькими стежками.
- Вот теперь другой вид. Денег-то дать? Голяком, наверное, приехал?
Он, не торопясь, вспорол только что зашитую подкладку, достал из-под нее пакет.
- На, мама, до первой получки в хозяйстве пригодится.
- Ну и ну, - только смогла произнести Вера Николаевна. - Настоящий хозяин! Когда отдохнешь, ограду посмотри. Там две доски выломаны. Все руки не доходят...
- Хорошо, сегодня подправлю.
- Что так скоро? - удивилась она. - Сколько ждала - еще подождет. Не к спеху.
- Да я завтра пойду на работу устраиваться...
Материнские глаза пытливо смотрели на него. "Нет, не в отца, работяга".
* * *
Утром следующего дня Владимир был уже в отделе кадров комбината.
- Где тут народ набирают?
- Смотря какой народ, - усмехнулся один из ожидавших. - Ты кто по специальности? Если разнорабочий...
- Столяр.
- Столяры нужны. Ты к старшему инспектору Матвееву зайди. Вон вторая дверь по коридору, клеенкой обита.
Матвеев, живой, стремительный, весь словно на пружинах, не дав сказать слова, засыпал вопросами:
- Ты чего? По какому делу? На работу? Столяр? Какой разряд?
- Четвертый.
- Очень хорошо. Молодец, что прямо к нам! Столяры нужны. Молодые, жизнерадостные, чтобы с песней работали. Песни петь умеешь? Да? Тогда самая подходящая кандидатура... Точно, Владислав Феофанович? - повернулся он к человеку с бледным нездоровым лицом, который сидел на диване.
- Да, как будто подходящая, - сказал тот.
- Вот видишь, и твой будущий начальник товарищ Коспянский так же считает.
Матвеев попросил трудовую книжку.
- Нету...
- Чего нет? Трудовой книжки? Что ж ты людям голову морочишь?
Владимир протянул справку об освобождении из трудовой колонии и удостоверение о присвоении разряда.
Матвеев посмотрел документы и передал их Коспянскому.
- Пиши заявление. Завтра приступишь к работе. Приходи к восьми.
- Не спешите, Иван Иванович, - неожиданно прервал его Коспянский. - Вы иногда чересчур торопитесь. Надо еще согласовать с начальником отдела кадров...
- Да чего согласовывать? - вскинулся Матвеев. - Я - "за", вы - "за". Сегодня же подготовлю приказ - и на подпись.
Владимир увидел, как Коспянский осторожно подмигнул своему собеседнику.
Матвеев осекся. Взъерошил волосы.
- Мда... А впрочем, спешить действительно не к чему. Документы вы у нас оставьте, - неожиданно перешел он на "вы", - а завтра к концу дня зайдите, а то еще лучше - послезавтра. Договорились?
Выйдя на улицу, Владимир вспомнил, от кого он слышал фамилию Коспянского - от Кольки Рыжего. Ну да, Коспянский, начальник цеха, где работал одно время Колька...
Но все-таки через день пошел опять.
- А, Сысоев! - встретил его Матвеев. - Присаживайтесь. Должен вас, к сожалению, огорчить. Оказывается, я тогда ошибся: столярный цех у нас полностью укомплектован.
- Врете.
- Что? - привстал Матвеев. - Вы, по-видимому, забыли, где находитесь. - Он бросил на стол Володины документы. - Получите. И чтоб вашей ноги здесь больше не было!
- Не беспокойтесь, не будет.
Легко сказать: "Не беспокойтесь, не будет". А что делать? Куда идти? Поселок - не областной город, где десятки заводов, фабрик, мастерских и всюду требуются рабочие самых различных специальностей. Сысоев побывал еще в нескольких местах. Столяры не требовались, советовали обратиться на комбинат.
За эти две недели напрасных поисков Владимир осунулся. Глаза стали злыми и колючими. С матерью он почти не разговаривал. И она его не расспрашивала, как будто ничего не замечала. Да и о чем ей было спрашивать, когда и так все знала.
Несколько дней назад она встретила на улице Коспянского.
- Владислав Феофанович! - остановила она его. - Вот радость-то у меня! Сынок приехал. По амнистии отпустили. Такой самостоятельный стал! К вам в цех хочет...
- Ну, без амнистированных как-нибудь обойдемся, - буркнул Коспянский.
- Что так?
- Да так, воры не требуются.
- Почему же он вор? Был вор, да весь вышел. Работать хочет.
- Знаю это "работать хочет". Был один такой. Тоже "работать хотел", а потом "сработал" пятьсот рублей - и поминай как звали.
"Эх, Володя, Володя, - думала бессонными ночами мать, - горе ты мое горькое! Хоть бы Николай Ахметович поскорей приехал. Душевный человек. Придумал бы что-нибудь".
Приподнимаясь на локте в постели, смотрела на спящего сына. "Спит-то как неспокойно! Ворочается, бормочет. Нелегко ему. Ох как нелегко! И хоть бы товарищ какой зашел... Никого из друзей-то не осталось, один".
Но товарищи нашлись.
Однажды, когда уставший и раздраженный Владимир под вечер вернулся домой, мать весело сказала:
- А тебя здесь дружок дожидается! Мы уж с ним говорили, говорили...
За столом, покрытым в честь гостя старой ковровой скатертью, пахнущей нафталином, сидел Колька.
Владимир нехорошо улыбнулся.
- Здорово, орел сизокрылый!
А когда мать вышла похлопотать по хозяйству, лег грудью на стол и, смотря вверх, в побелевшее Колькино лицо, спросил:
- Дорезать пришел?
Колька отшатнулся.
- Что ты, что ты! Тты не думай... В поезде без меня было...
- Только подсказал?
Колька настороженно следил за руками Сысоева: полезет в карман или нет? Руки Сысоева то сжимались в кулаки, то разжимались. Но вот Владимир перевел дыхание и, откинув голову, закурил. Пронесло!
- Ппсих! - сказал Колька с облегчением и засмеялся. - Настоящий псих. Пришел как к другу, а он... Характер у тебя!
- Какой есть.
- Ну будет ттебе. Как рработается?
- Не работаю.
- Ппочему?
- Некогда. Отдыхаю, загораю... Понял?
- Ппонял, чего не понять, - опять встревожился Колька и заерзал на стуле. - А то мать говорила...
- Что говорила?
- Да так, нничего, - ушел он от ответа. - Я вот в Винницу податься думаю. Ссашка там. Пришел ппопрощаться.
- Что же, давай прощаться. Целоваться будем или как?