— Почему же вы считаете, что миру не нужно искать светлое и доброе среди, как вы выразились, тьмы? — Я слышал мягкий голос доктора на половину громкости в своей голове, так как мой разум был поглощен дневным светом в окне, но, видимо, собеседник решил, что мое молчание дает ему право выговориться, и он пробудил меня своим противопоставленным мнением. — Наш мир частенько двояк, лицемерен и жесток, но нельзя нырять во все это с головой, забывая, ради чего мы живём: ради мгновений счастья, любви и взаимопонимания. Да и именно для этих прекрасных целей мы и должны фильтровать грязь, обходить непреодолимые проблемы стороной. Мы обязаны, это нужно, чтобы оставаться людьми..
— Людьми! — Я поднял бас до голоса зверя и хищно ввернул свои острые глаза во взгляд доктора, который нервно сглотнул и, как я заметил, содрогнулся коленями. — Не выходить каждый день на бой с несправедливым миром ради того, чтобы оставаться таким, как все? Ради стандартных детей, жены, дома, машины, работы? Выражайтесь правильно, врач, не нырять с головой и фильтровать грязь ради того, чтобы оставаться таким же приемлемым для таких же удобоваримых, не отставая от догматов прикормленного общества.
— Мне кажется вы слишком много себе позволяете, осуждая мою жизнь примитивностью..
— В том и разница между примитивностью и независимым мышлением, — я перебил его речь, и он тут же умолк, цепляясь за воздух с открытым ртом. Я ломал его сносный до этого часа мир, но зачем я нападал на него сейчас, на этого безобидного ребенка в теле престарелого мужчины, я не знаю, но желания остановиться у меня не было вовсе. — Вы абсолютно не понимаете меня, но почему-то я вижу вашу обыденную жизнь насквозь и уверен, не будь я вашим клиентом, вы бы доказывали мне превосходство тихого и мирного сосуществования по соседству с кровожадной реальностью.
Доктор дал себе паузу и начал вписывать в свой блокнот что-то интригующее, что-то интересное, и я, жадно наблюдая, как он переводит дыхание этим действием, поклялся себе, что вырву блокнот из его рук в миг нашего последнего лицезрения. Но моя интрига быстро потеряла смысл в своей надобности, и я вновь набрел взором на дождь, на беспардонные капли, избивающие поверхность терпеливого окна. Мысли поглотили меня океанской волной, накрывая разум все сильнее, гуще, будто я был лишь маленькой лодкой в центре масштабного шторма. Но я никак не тонул, а все искал пресловутую истину в этой мрачной холодной воде. Я отталкивал ее излишки в сторону, выхватывая из тягостных волн каждую капельку мизерной правды, но плоды моих поисков смывал новый надводный набег..
— У вас есть возлюбленная? Дети? — Он снова вещал в мою голову лишь едва слышно, и я вновь хлестнул его взглядом.
— Не довелось. — Какие вопросы, такие и ответы, старик, но врачеватель не успокоился.
— Как мне к вам обращаться? — Он попытался выразить дружелюбие на лице, но я видел, что за этой маской скрывался страх, тревога от непонимания, но у каждой эмоции есть и другая сторона монеты, а в данном случае это был интерес, ведь все, чего мы боимся, является неотъемлемой частью нашего любопытства. — Вы так и не представились.
— Ник. — Я выставил вперед свою нижнюю челюсть и начал играть скулами, набрасывая еще больше напряжения на старика, но он не поддался разнузданным чарам, а лишь продолжил набирать оборот, высыпая мне весь набор вопросительных предложений.
— Скажите, Ник, вы никогда не были влюблены? Не хотели иметь детей, а вместе с тем долгие и плотные отношения с человеком, который любит вас? — Врач заумно клацнул ручку зубами и стал выжидать.
— Я был влюблён, но это чувство предательски неустойчиво, как и любовь, конечно, но она, безусловно, более осязаема, сознаюсь… Да, и мне приключилось любить несколько лет, пока этот возлюбленный мной человек не решил, что нужны перемены, что я должен меняться, но я не из тех, кем можно управлять.. — И тут я запнулся, да. Мне вспомнились те светлые года, переполненные счастьем и веселыми картинками, играющими у меня в голове до сих пор, или же нет? Возможно, я ошибаюсь, и это всего лишь прошлое, не столь далекое по прошедшим зимам, но слишком отставшее далеко позади по событиям.