Я каменно встал подле Макса, в руке у него сжат был огромный Тульский Токарев, в моей — короткий Макаров, а позади нас плотной гурьбой расположились примерно сорок наших ребят, из которых лишь трое были вооружены Калашниковыми… Тогда, на какую-то долю секунды, я и вправду поверил, что мы ещё можем выбраться из этой передряги без весомых последствий, но это чувство испарилось так же быстро, как и вскипело во мне… Перед нашим обзором, под светом бесчисленного количества фар, открылся вид огромной, пустующей, между высокими домами, залитой повсюду асфальтом площади, и под впечатлением масштаба врага мне казалось, что мы находились между живыми постройками, с досадой наблюдающими сквозь свой сон за мелкими людишками, дерзнувшими не убегать от смертоносной опасности… Да, масштаб нашего бедствия не просто впечатлял; что касаемо лично меня, он своей грандиозностью сшибал с ног, вихрем безысходности пронизывая мою уже вновь понурую душу… Британцев было не счесть, но если говорить о цифре, приблизительной к реальности, и не упоминать поговорку “у страха глаза велики”, то примерно с пятью десятками машин они тогда явились и конструктивно, в несколько рядов, перед нами распределились на огромных джипах и внедорожниках, на японских и американских гигантах, угрожающе черных и, скорее всего, бронированных.
Сказать точно, кто первым из них вышел к нам, было трудно, так как почти вся их армия разом очутилась вне своих зловещих автомобилей и, собравшись в одну единую волну, превосходящую нас раза в три, а то и в четыре, они, будто прилив на берегу океана, идиллически, прогулочным шагом двинулись к нашему, хоть и трусливому, пусть и мятежному, но все же крепкому, ни на сантиметр не отступившему, утесу.
— Три Калашникова, — один из них армейским шагом, четко бьющим подошвой туфель о поверхность асфальта, выдвинулся дальше всех и, анализируя противника своим орлиным взором, без смущения доложил о нашем состоянии своим соратникам. — Семь ПМ, четыре ТТ, вижу еще пару Ос, остальные с холодным..
— Неужели мы заслужили такой зловещий образ, парни? — Высокий брюнет в дорогом щегольском костюме на две пуговицы, цвета темно-серого неба с равномерно рассекающими его тонкими вертикальными черными полосками, танцующей походкой обошел нашу переднюю шеренгу и вскоре многообещающе остановился возле меня и Маска. — Что для деловой встречи с нами обязательным дресс-кодом является наличие огнестрельного оружия?
— А вы, значит, пригласили нас в это уютное, темное место, чтобы поговорить о делах? — Сарказм слетел с губ Макса, и я уже, стало быть, начал хоронить нас в своем воображении, но брюнет отреагировал неожиданно дружелюбно: он рассмеялся и похлопал моего близстоящего друга по недрогнувшему плечу.
— Хорошо, не нравится тьма, сумрак, блики малоосвещенных людей. Тогда, — он поднял свою длинную руку, и золотые швейцарские часы на ее запястье ослепили под светом фар всю округу, но не эту цель сим жестом он пытался достичь. То был знак его людям, при котором неизвестные снабдили электричеством уличные фонари по всему периметру комплекса. — Так лучше? Согласен… Есть в этом свои плюсы… Когда обсуждаешь дела с кем-то, стоит присматриваться к эмоциям собеседника, а при свете сделать это намного проще.
— Значит, вы хотите обсудить дела? — Макс, ничего не понимая, повернулся ко мне с вопросительными знаками в смущенных глазах.
— А есть другие причины для встречи? — Вопрос этот задал человек, которого нам пришлось рассматривать, выглядывая из-за высокого тела брюнета. То был молодой человек, блондин чуть выше среднего роста, в очень элегантном костюме-тройке черного цвета, с чёрной рубашкой под ним и черными туфлями, одна из которых не специально шаркала по асфальту при его ходе, обозначая всему белому свету травму ноги.
— Разве поводом не являются двигатели, ввезенные в страну прямиком с немецких заводов? — Я проклинал себя за этот вопрос, который громко и четко выпал из моего рта, чью узду не смог я сдержать, пытаясь тем самым насытить и успокоить свой нетерпеливый рассудок.
— А, та нелепость, учиненная вами пару месяцев назад, — блондин добрел до нас наконец и теперь встал вровень с брюнетом, сверкая увечьями на лице. Его бровь была сшита несколько раз, а на переносице виднелся красный рубец. Под синими, как океан, глазами уже начинали выцветать гематомы в кожный естественный цвет, говоря о том, что выздоровление после побоища, а иначе это не назовёшь, идет без усложнений своим чередом. — Что скажешь, Алекс, подарим нашим новым друзьям свое лояльное решение по этому вопросу?