— Верно, треть груза у нас.. — Оптимистично настроенный офицер с угла стола быстро подтвердил информацию.
— Чему ты радуешься? — Прорезал пространство воздуха зловещий бас Рудова, и голова его вскоре впервые за долгие минуты отреклась от видов рассвета. — Майер соорудил бракованный детонатор и не смог дистанционно уничтожить самолет… Лишь его оплошность является итогом нашего маленького успеха, который слишком недостаточен перед двумя неоправданными промахами..
— Что прикажете делать, товарищ полковник? — Маленькие глазки Кромолькова, сидевшие слишком близко друг к другу на округленном овале головы, покорно врезались в неприступную стену лица старшего офицера, безустанно ограждающую от эмоций весь его внутренний мир.
— Безутешны дни скорби от потери близкого человека, но по Бурову, который бесспорно почил, скорбеть нужды нет… У безумцев и смерти не подвластны никакой логики.. — Тяжелый, мясистый голос Рудова равномерно развивался в атмосфере, лаская слух, но иногда он не забывал хлесткими ударами бить по барабанным перепонкам каждого внимательно слушающего, делая в ударениях слов приоритет на повышение тона в разы. — Ни к чему и чествовать погибшего распутного ублюдка… Но он был одним из нас, поэтому мы обязаны ответить на выпад противника… Майор, условные полномочия Бурова теперь на ваших плечах. Отправьте весточки всем, начиная с Бакинского, что они вправе сию же минуту начать конфликт… Старший лейтенант Ломакин, ваша задача заключается в контроле реагирования полиции, пусть не вмешиваются… Корольчук, вы же будете брать загнанных врагов в угол, когда силы их будут на исходе… Резнов, с вас я требую полной отдачи по вопросу шефства над СМИ..
— Товарищ полковник.. — Замялся молодой Резнов, испуганно прерывая строгое истолкование плана действий от Рудова. — Что касается телевидения, здесь все прозрачно и понятно… Они беспрекословно выполняют наши требования… А как же нам прервать работу блогеров и подачу информации от независимых новостных площадок?
— Перекройте им кислород, лейтенант.. — Не задумываясь ответил полковник, в голове которого уже все было учтено до самой мелочной детали. — Отключите все вышки связи и используйте все резервы глушилок в городе, чтобы ни один спутник сюда не пробился… Доступ на любые меры сегодня есть у каждого из вас… Не пренебрегайте этим правом и не отталкивайтесь сегодня от моральных ценностей… К вечеру мы должны все закончить и дать результат тем, кто уже бездушным взглядом довлеет над каждым из нас.. — Рудов обвел подопечных ожидающим взглядом, где-то глубоко внутри все же не веря в успех своих бездарных коллег, и, борясь изнутри с сомнениями, он, не желая более метаться в предвзятости своих убеждений, командно рыкнул на всех. — Работать!
Шея его, высокая, статная, с выпирающим кадыком наголо, повернулась на бок, как и прежде, к красотам, пересекающим полотно прозрачной рамы стекла, где рассвет все силился над всем сущим, проникая в дома, на поверхность асфальта и даже в людей, самых черствых, пробираясь и согревая их айсберги в виде твердых сердец. Но, уже оставшись один на один с восхождением солнца, Рудов не смог ощутить прежних стенаний, ранее успешно заполнивших и разум, и клетку грудную. С досадой он оторвался от чудного вида и, приподняв к лицу свои судорогой объятые руки, дрожащие, как у больного, бьющегося в страшных конвульсиях, с трудом стянул со своего пальца внушительных размеров перстень с печаткой поверх и, громко хлопнув ладонью о стол, положил украшение перед собой. Он прижал кисти к коленям, удерживая трясучку непослушных конечностей, а затем совсем уныло, словно безвыходно, уставился на предмет на столе. Страх и паника завладели им, как никогда, обстав полковника с обеих сторон, ведь он вовсю ощутил, как к нему в упор подошел самый ответственный момент в его жизни, где в миге, равном воздвигнутым суткам, крадучись коварной змеей, всем без разбора, судьбой предвещался нелёгкий финал..