— Будь ты проклята! — кричал он. — Сейчас же отпусти меня!
Зеленая слизь, пузырясь, закапала на землю. Она стекала по пальцам, по лезвию ножа, маслянистая и вязкая. Прутик выпустил лиану и снова стал раскачиваться в воздухе.
Болтаясь из стороны в сторону, он все же сумел посмотреть вниз.
Он висел над вершиной дуба-кровососа. Прямо под ним, разинув пасть и ощерив тысячу острых зубов, находился ствол дерева. Прутик узнал этот звук: расположенные по кругу зубы жадно клацали, поблескивая в красном свете. Вдруг малиновое жерло расширилось, и Прутик почувствовал, что проваливается в глотку дуба-кровососа. У дуба от алчности потекли слюни: вонь стояла нестерпимая, и Прутик пальцами зажал ноздри.
Теперь он никогда не попадет на корабль небесных пиратов!
Он никогда не вырвется из Дремучих Лесов…
В последний раз Прутик сделал отчаянную попытку вырваться на свободу. Жилетка из ежеобраза наползла ему на глаза, и мех ощетинился, когда случайно Прутик провел по нему в обратную сторону. Наконец он сумел ухватиться за лозу. Только тогда ему удалось освободить ногу.
И тут он закричал от страха! Он висел прямо над жерлом, вцепившись что было силы в лиану. Освободившись от мертвой хватки, он мог бы перерезать гибкий ствол, но теперь он сам цеплялся за нее, чтобы не упасть в отверстую пасть дуба-кровососа. Перебирая руками, он карабкался вверх по лозе, но та была склизкой и проскакивала между пальцами. Поднимаясь вверх на локоть, он на три локтя скатывался вниз.
— Ну помоги мне, — тихо прошептал он. — Помоги мне.
Лоза дернулась, сбрасывая его с себя.
Он полетел вниз, отчаянно размахивая руками в воздухе…
Внутри оказалось совсем темно — хоть глаз выколи, — зато хорошо было слышно голодное урчание дерева-убийцы.
Горло гибельного дуба-кровососа сузилось, и годовые кольца, как мускулы, плотно сжали тело мальчика.
— Я не могу дышать!
В голове у него была одна мысль: «Сейчас меня заживо съедят!»
Он проваливался все глубже и глубже.
«Съедят заживо!»
Внезапно дуб-кровосос дернулся. Что-то внутри него заурчало, заворчало, забулькало, и струя гнилостного воздуха вырвалась из его глубин. На мгновение кольца-мускулы ослабили хватку.
Сделав судорожный вдох, Прутик провалился еще ниже. Густой мех ежеобраза растопорщился, как если бы его расчесывали против шерсти.
Дуба-кровососа снова охватила дрожь.
Он булькнул, громко закашлялся, и весь его ствол стал трястись, издавая утробный, оглушительный рев. Прутик почувствовал, как что-то плотное, упираясь ему в ноги, выталкивает его наружу.
Дерево, подавляя рвоту, снова ослабило захват. Ему хотелось избавиться от колючей пробки, застрявшей в глотке. Дуб-кровосос икнул, и струя воздуха вырвалась из его пасти с такой силой, что Прутик стал стремительно подниматься вверх по пустому стволу.
С громким хлопком он вылетел наружу, весь забрызганный слюной и рвотными массами. На мгновение Прутику показалось, что он парит в воздухе. Он поднимался все выше и выше, свободный, как птица.
А затем — снова вниз, ломая ветки. И вот он уже плюхнулся на землю. При падении ему показалось, что он переломал себе все кости. Он полежал немного, не веря тому, что избежал верной смерти.
— Ты спасла меня, — сказал он, гладя жилетку по шерсти. — Спасибо тебе за подарок, мамуля Татум.
Он был цел и невредим, если не считать нескольких царапин.
«Что-то смягчило падение», — пришло в голову Прутику, и он принялся ощупывать землю вокруг себя.
— Ой! — раздался чей-то возмущенный голос. Изумленный Прутик перекатился на другой бок.
Это было не что-то, а кто-то! Мальчик крепко сжал нож в руке.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
КОЛОНИЯ ГОБЛИНОВ-СИРОПЩИКОВ
Прутик с трудом поднялся на ноги и посмотрел на того, кто лежал рядом. У него была плоская голова, нос картошкой и тяжелые веки. Одет он был в какую-то рвань и к тому же перемазан грязью с головы до ног. Он в свою очередь с подозрением уставился на Прутика.
— Ты упал прямо на нас, — проворчал он.
— Мне очень жаль, — сказал Прутик, — я не хотел. Вы не поверите, что еще минуту назад я был…
— Ты нас придавил, — перебил гоблин Прутика. Его гнусавый голос гулко отдавался в голове у мальчика. — Ты — Хрумхрымс? — спросил плоскоголовый.
— Я — Хрумхрымс? Конечно нет.
— Это самое жуткое чудовище в Дремучих Лесах, — произнес гоблин, и ушки у него судорожно задергались. — Он обитает в самых темных уголках неба и вдруг, совершенно неожиданно, появляется и камнем падает на ничего не подозревающую жертву. — Глаза гоблина превратились в узкие щелочки. — Но ты, наверно, и сам это знаешь.
— Я не Хрумхрымс, — ответил Прутик. Он сунул нож обратно в ножны и, протянув гоблину руку, помог ему встать. Его костлявая рука была горячей и липкой. — Знаешь, что я тебе скажу? Меня чуть не сожрал дуб-крово…— Но гоблин уже не слушал его. — Он говорит, что он не Хрумхрымс, — обратился гоблин к кому-то невидимому.
Из тени вышли еще два низкорослых и худосочных гоблина. Если не обращать внимания на грязь, по-разному изукрасившую одежду каждого из них, они были похожи как две капли воды. Прутик сморщил нос — такая от всех троих распространялась вонь. Пахло чем-то приторно сладким.
— В таком случае нам лучше вернуться в колонию. Толстуха хватится нас, — решил один из них.
Остальные кивнули в ответ, подхватили мешки с водорослями и забросили их на плоские головы.
— Подождите! — закричал Прутик. — Не уходите! Вы должны помочь мне! — И он поспешил вслед за ними.
Лес становился все гуще. В просветах между пышны— ми кронами виднелось розово-голубое небо. Немного света проникало даже сквозь плотные заросли, рассеивая мрак.
— Почему вы не слушаете меня? — жалобно спросил мальчик.
— А зачем? — сказал кто-то в ответ.
Прутик вздрогнул: ему стало грустно и одиноко.
— Я очень устал и хочу есть, — сказал он.
— А нам-то какое дело? — насмешливо отвечали гоблины.
Прутик закусил губу.
— Я заблудился, — сердито крикнул он вслед гоблинам. — Можно, я пойду с вами?
Гоблин, шедший последним, обернулся и сказал:
— А нам все равно. Иди куда хочешь. Прутик вздохнул. Эти слова можно было принять и за приглашение. По крайней мере, они не сказали: «Нет, нельзя». Гоблины были малоприятным народцем, но Прутик помнил золотое правило: в Дремучих Лесах не следует быть чересчур щепетильным в знакомствах. Сорвав со своей руки последний виток колючей смоляной лозы, Прутик отправился вслед за ними.
— А как вас зовут? — крикнул он чуть погодя.
— Мы — гоблины-сиропщики, — ответили они хором.
Несколько секунд спустя к ним присоединились еще три гоблина, затем еще три, и еще… Все они были на одно лицо. Только по ноше, покачивающейся на плоских головах, можно было различить их. Один тащил плетеное лукошко с ягодами, другой — корзинку с узловатыми кореньями, третий — огромную желто-оранжевую тыкву.
Вдруг вся эта гудящая толпа вышла из леса и оказалась на залитой солнцем опушке. Мальчик увидел прямо перед собой построенное из розоватого воска колоссальное сооружение с просевшими окнами и покосившимися башнями. Здание это возвышалось над всеми деревьями в лесу и было таким огромным, что взглядом не охватить.
Гоблины стали оживленно переговариваться между собой.
— А вот и мы! — закричали они, устремляясь вперед. — Наконец мы дома! Наша Толстуха обрадуется нам! Она нас накормит!
Гоблины толкались, пихались локтями, стискивая Прутика со всех сторон так сильно, что он едва дышал. Он вдруг почувствовал, что толпа оторвала его от земли и понесла вперед. Полчища гоблинов-сиропщиков протащили его под стрельчатой аркой.
Оказавшись внутри сооружения, гоблины разбежались во всех направлениях. Прутик шлепнулся на пол. Зал был забит гоблинами до отказа, но прибывали новые и новые. Они наступали ему на руки, спотыкались о ноги. Прутик встал и начал было пробираться к выходу, но его старания ни к чему не привели. Его снова зажали в толпе, поволокли через зал и бросили в один из многочисленных тоннелей. Стало душно — давил спертый воздух. Теплые липкие стены светились ярко-розовым светом.