Вздернув подбородок, она сделала ошибку, взглянув ему в глаза. Впервые. Конечно, она видела его глаза и раньше, но только сейчас разглядела в них то, что он всегда скрывал за маской безразличия, — боль.
— Ты…
— Не надо, — взмолился он. — Ради бога, не надо, Абби!
— Но почему?
— Потому что я не могу.
— Не хочешь, — возразила она.
— Не хочу, — согласился он. — Не хочу.
— Не хочешь причинить мне боль, — это был не вопрос. Утверждение. Но он ответил:
— Да. Я думал, что, если ты будешь ненавидеть меня, это будет проще для тебя. Твое появление в квартире Грега не было неожиданным. Моя мама звонила мне.
— И ты успел подготовиться и притворился, что тебе все равно?
— Да.
— Потому что не хотел заводить роман с приемной дочерью человека, соблазнившего твою мать?
— Нет, не это было причиной.
— Тогда что? И не говори мне эту ерунду про неспособность к чувствам! Ты собираешься провести остаток жизни, избегая эмоций?
— Да.
— Но ты не можешь! Даже если ты не хочешь меня…
— Я хочу тебя. Зачем, по-твоему, я вернулся? Я заставил себя пойти на запланированную встречу. Сказал себе, что это будет лучшим решением. Но я не мог. Я не мог допустить, чтобы ты пережила то же, что твой отец. Я провел все свое детство, не зная, почему меня не любили, пытаясь заслужить одобрение отца. Я думал, что это была моя вина, что я сделал что-то, что заставило его ненавидеть меня. Это сломало мне жизнь. Я не могу быть для тебя тем, что тебе нужно. Я не тот мужчина, которого ты заслуживаешь, не тот мужчина, которого заслуживает любая женщина.
— Но ты сможешь научиться!
— Нет, — сказал он. — Не думаю. Представляешь, какая мысль пришла мне в голову, когда я узнал, что у Джорджа три приемные дочери? Я решил, что это из-за меня, потому что сын у него уже есть. Я думал, что это твоя мать не могла иметь детей. Абсурдно, не правда ли?
— Нет, — с нежностью сказала она. Заглянув ему в глаза, она прошептала: — Но ты не можешь провести всю оставшуюся жизнь, презирая самого себя.
— Не презирая — защищая.
— Но что это за жизнь?
— Жизнь, которая никому не причинит боли.
— Но ты не можешь решать за других, — настаивала Абби. — Жизнь — это риск. И у всех есть право на ошибки. Так мы учимся. — Тот факт, что ей потребовалось четырнадцать лет, чтобы чему-то научиться, Абби предпочла не упоминать. Она подняла руку и погладила его по щеке. — Сэм, ты говоришь неразумные вещи. И у меня есть право решать самой. Ты можешь предупредить меня, напугать, очертить границы, но ты не можешь указывать мне, как любить тебя.
Он хотел оттолкнуть ее руку, но передумал и вместо этого прижал сильнее к своей щеке.
— А может, это себе самому ты не хочешь причинять боль? Этого ты боишься?
— Думаю, я боюсь того, что случится, если я когда-нибудь займусь с тобой любовью, — сказал он.
Внезапно ей стало жарко, по телу пробежала дрожь, она прикоснулась к его шее и поняла, что он тоже дрожит.
— А что может случиться? — прошептала она, чувствуя, как тепло разливается в груди, а сердце бьется все быстрее и быстрее. В горле пересохло. — У тебя будет инфаркт, если ты будешь подавлять свои чувства, — хрипло сказала она, прижимаясь к нему.
— Я удивляюсь, почему он не случился у меня несколько месяцев назад. Абби…
— Просто поцелуй меня, — взмолилась она. — Всего один поцелуй!
— Ты уже говорила это раньше.
— Тогда позволь мне поцеловать тебя. Я осторожно, — добавила она с искорками смеха в глазах.
Она приподнялась на цыпочки, закрыла глаза и коснулась губами его рта. Тело Сэма дернулось, но в следующее мгновение его руки уже крепко прижимали ее к себе, а горячие губы настойчиво прижались к ее губам.
Застонав, Абби еще крепче обняла его, отвечая на поцелуй. Она никогда его не отпустит.
Все накопившееся отчаяние и жажду вложила она в этот поцелуй, дикий, страстный, бесконечный. Ее пальцы запутались в его волосах. Его руки так крепко сжимали ее, что могли сломать что-нибудь. Казалось, что ближе быть было просто невозможно. Но Абби хотела большего, она хотела быть еще ближе, совсем близко. Она могла думать только об этом. Больше ни о чем.
А потом он остановился.
Абби открыла глаза. Сэм стоял неподвижно, напряженно, с закрытыми глазами. Его дыхание было прерывистым.
— Сэм…
— Нет, — застонал он.