— Смотри, что делается! — удивился Егор. — Совсем недавно тихо было, и уж ветер откуда ни возьмись!
— Баргузин заиграл, — пояснил Вершинин.
— Какой Баргузин?
— Речка так называется, в Байкал втекает, вон с той стороны, — Вершинин показал рукой на северную сторону озера, — и ветра оттуда часто налетают на Байкал внезапно, их тоже называют здесь баргузинами.
— Вот оно что.
После станции Слюдянка туннелей стало еще больше. Ветер усилился, и казаки, чтобы он, врываясь в вагон, не разносил сено, закрыли двери левой стороны. Было видно, как под напором ветра гнулись придорожные тальники, березки и кусты боярышника. Даже великаны сосны, что виднелись впереди на горах, раскачивали мохнатыми вершинами. Байкал, как разгневанный чем-то, грозно гудел, вскипая злобой; исполинская грудь его тяжело и шумно вздымалась и вновь опускалась; огромные, темно-свинцовые волны с пенно-белыми гривами валами мчались на приступ. С яростным воем кидались они на скалистый берег и, вдребезги разбитые, откатывались обратно. Но на смену им обозленный старик гнал все новые и новые белогривые громады, и там, где дорога подходила близко к берегу, всплески от них достигали шпал и рельсов пути. Временами даже в вагон вместе с ветром залетали брызги и хлопья пены, но казаки не закрывали дверей, залюбовавшись расходившимся грозным старцем. Недавнюю грусть их как рукой сняло, даже Егор позабыл на время про Настю и тоже глаз не мог оторвать от разбушевавшейся стихии.
— Даже смотреть страшно, — проговорил он, — того и гляди захлестнет волной — и каюк всем!
— Ну не-ет, — возразил Молоков, — насыпь-то, вон она какая, никак ему до нас не дохлестнуть.
Суетин толкнул локтем Егора, пошутил:
— Это он развеселить нас задумал, а то вы уж совсем носы повесили, а теперь ишь запели…
В это время поезд нырнул в туннель, и в вагон вместе с шумом, дымом и грохотом поезда ворвались слова знакомой песни:
Глава II
По железной дороге забайкальцев довезли до города Лукова, здесь они высадились, и до фронта, по направлению к Висле, дивизия шла походным порядком.
Уже на второй день похода вступили в полосу недавних боев: разрушенные, обезлюдевшие деревни, опустошенные сады в них, истоптанные конницей поля спелой пшеницы и ржи, линии пустых окопов с остатками рваных заграждений из колючей проволоки, воронки от взрывов и черные, дымящиеся места пожарищ — все говорило о том, что еще совсем недавно были здесь бои, что враг отступил по всему фронту, а наши войска продвинулись на запад.
На ночлег полк остановился в большом, покинутом жителями селе. Четвертая сотня ехала по неширокой, извилистой улице, она оказалась уже занятой казаками другого полка. Вечерело, закатное солнце багрянцем окрашивало верхушки верб и громадных яворов, а внизу, в темени садов, виднелись расседланные кони. Казаки сидели вокруг костров, иные шныряли по садам в поисках съестного, ломали на дрова изгородь. Аргунцы ругались, досадуя на чужаков; командир сотни распорядился занять соседнюю улицу. Головной взвод уже свернул налево в проулок, когда Егор услышал, что его кто-то окликнул, назвал по имени. Он оглянулся на голос и в крайней к проулку усадьбе увидел сидящих у огонька казаков, а в одном из них, вскочившем на ноги и махавшем ему рукой, узнал брата Михаила. Обрадовавшись, Егор забыл и отпроситься у взводного, свернул коня в сторону из строя и на рысях поспешил к брату.
— Мишатка, братуха, здравствуй! — Осадив коня, Егор склонился с седла, поцеловал брата, выпрямился и крепко пожал ему руку. — Вот негаданно-то нежданно…
— Четыре года не виделись, и вот оно где пришлось! — Не выпуская руки брата, Михаил смотрел на него снизу вверх. Загорелое, и без того смуглое лицо его светилось радостной улыбкой. Он повзрослел за эти годы, раздался в плечах, а над верхней губой уже обозначился пушок черных усов.
Опаленный неожиданной радостью, Егор и слов не находил, чтобы выразить ее, заговорил о другом:
— Сюда-то как попал, ты ведь в Первом Читинском?
— Ага, полк-то наш в другой деревне, а наша сотня для связи тут.
— Как она у тебя, житуха-то, письма-то получаешь из дому?
— Веснусь ишо было письмо, как в Антипихе стояли, да вот и до се не было.