Две из дюжины статуэток на камине были разбиты, но остальные уцелели во время обстрела. Они были довольно большими, сантиметров двадцать, не считая постаментов, и выглядели как живые. Искусный мастер трудился над каждым экспонатом коллекции не меньше месяца, тщательно и кропотливо шлифуя и подравнивая изгибы мускулистых тел и мелкие детали сложных, многокомпонентных доспехов. Даже с расстояния в пять метров командир мог разглядеть отдельные звенья кольчуг, волоски густых, всклокоченных бород, грозные гримасы и прищуренные глаза под покрывалом густых бровей, смотревшие на незваных визитеров сердито, как на заклятых врагов. Но самое удивительное — фигурки двигались: девять просто пыхтели, напрягая непропорционально большие бугры мышц и широко раздувая ноздри сливообразных носов, а один гном, тот, что стоял с краю, в кожаной безрукавке, вдруг выхватил из-за спины двуручный топор и ловко завертел его в сильных руках.
— Ну чо, паскудники, вылупились?! Ввалились, тати, без спросу хозяев, двум нашим друганам бошки снесли, а теперь еще лупоглазками моргают, девственниц на сносях из себя корчат! — недовольно проворчал гном, а потом вдруг гаркнул так громко, что у одного из троих убийц заложило уши: — Сознавайтесь, мерзавцы, скрепки стащить пришли!
— Какие... какие еще скрепки? — инстинктивно пятясь назад, пролепетал командир, балансировавший в этот миг на грани безумия.
Опытный мастер внезапных штурмов и ночных вторжений терял связь с реальностью. Его расчетливый мозг профессионального убийцы отказывался понимать, как мраморные статуэтки могут говорить и как абстрактные девственницы сподобились оказаться на сносях.
— Какие, какие... кунцелярские, какие же еще?! — завопил рассвирепевший гном и в порыве необузданного гнева запустил свой боевой топор в одного из солдат.
Несчастный взвизгнул и схватился за горло. Мраморный топорик размером всего с карандаш распорол артерию и вонзился точно в кадык. Ужасная участь, постигшая товарища, привела в чувство остальных диверсантов. Они почти одновременно нажали на курки и вызвали мощный шквал свинца, дырявящий стены и откалывающий от камина осколки плиты. Фигурки гномов запрыгали, увертываясь от пуль и забрасывая в ответ людей неимоверно острым, хоть и мелким оружием.
В ходе неравной схватки из десяти смельчаков выжили всего трое. Как только убийцы опустошили магазины, маленькие бородачи прыгнули на врагов и, как-то зацепившись ногами за ремни и складки одежд, принялись колотить их по лицам увесистыми кулаками. Рукопашная решила исход схватки, в рукопашной еще ни одному человеку не удавалось выстоять против гнома, даже если низкорослый боец был в два-три раза меньше живого оригинала и являлся всего лишь ожившим куском мрамора. Командир тихо ойкнул, когда кулак чудовища в кожанке выбил ему глаз и, ломая надбровную дугу, погрузился в глубь черепа. Обезумевшему от страха последнему солдату каким-то чудом удалось стряхнуть с себя мучителя-гнома; и он, спотыкаясь о шкуры зверей, рванулся к выходу.
Неожиданно уцелевшие мраморные изваяния вновь оказались на выщербленной крышке камина, а в воздух сама по себе поднялась штурмовая винтовка. Смертоносный свинец жадно впился в незащищенную пластинами бронежилета спину беглеца. Убийца рухнул удачно, даже не запачкав кровью медвежью шкуру.
Мартин отбросил оружие и, нервно оглаживая куцые бакенбарды, осмотрелся вокруг. Его любимое детище, его родной, милый сердцу кабинет всего за пару минут превратился в отвратительную свалку гильз, осколков и мертвых тел. Особо жаль было магу разбитую коллекцию гномов. Он создал каждого из маленьких бойцов собственными руками, тратя долгие вечера на то, чтобы воссоздать в памяти и передать холодному камню запомнившиеся ему образы когда-то реально существовавших горняков-махаканцев. Усердный труд пошел в одночасье насмарку. Гентар печально вздохнул и перебил уцелевшие статуэтки прикладом. Расстроенный творец не мог допустить, чтобы его детища украшали баню или попойный зал какого-нибудь старгородского барыги. Мартин слишком хорошо изучил полесские нравы, он знал, что буквально на следующий день все его имущество будет разворовано городскими чиновниками. Такова уж жизнь, стервятники всегда слетаются на падаль.
— Чего так долго? Неужели трудно одного доходягу повязать? — Рослый мужчина в маске и бронежилете скинул со стула тело мертвого охранника и, водрузив на спинку ноги в армейских ботинках, сам уселся на стол дежурного. —Долго нам еще здесь торчать, уже семь минут прошло...
— За входом следи, — буркнул в ответ тоже озабоченный задержкой штурмовой группы напарник и закурил уже третью по счету сигарету.
— Нет, ну ты скажи, семнадцатый, сколько можно с одним заморышем кабинетным колупаться? — Решивший последовать примеру своего товарища, штурмовик достал из нарукавного кармана измятую пачку сигарет. — Был бы еще мужик настоящий, тогда понятно, повозиться нужно, а так... — растекшийся по столу солдат пренебрежительно махнул рукой, — ...заморыш какой-то. Когда двадцать первый фотографию показал, я чуть со смеху не помер. Его ж одним щелчком пополам перешибить можно.
— Заткнись, — грубо прервал хвастливые разглагольствования другой солдат, — и оттащи труп в дежурку. Все-таки он того, был вроде нашего коллеги.
— Ага, провинциальные недотепы, неучи проклятые. Вот из-за таких балбесов нам мало и платят! Разве ж так можно объект охранять?! Вот был бы, скажем, я на его месте или, на худой конец...
— Щас будешь! — Не вынимая окурка изо рта, солдат вскинул винтовку и нацелил ее прямо в лоб болтуна. — Живо тело в каморку тащи, и нечего казенное имущество грязными сапожищами пачкать, слазь со стола давай!
Верзила презрительно хмыкнул, но все-таки слез и, ухватившись рукой за лодыжку мертвого коллеги из старгородского филиала, потащил начинающее коченеть тело к двери невзрачного подсобного помещения. Не успел труп стукнуться об пол затылком и трех раз, как сверху на лестнице послышались неторопливые шаги. Оставшиеся сторожить вход в здание убийцы взялись за оружие. Тревога была вызвана несколькими обстоятельствами. Во-первых, по лестнице спускался всего один человек, а не трое. Во-вторых, их боевые товарищи не имели дурной привычки так громко топать и омерзительно шаркать ногами. И в-третьих, самое важное, основной состав группы по-прежнему находился в режиме радиомолчания, значит, операция была еще не закончена и можно было ожидать всего, даже самого невероятного финала.
Предчувствия не обманули налетчиков. На широкой парадной лестнице показалась невысокая фигура пятидесятипятилетнего старикашки. Это был он, объект ликвидации, он спускался не спеша, вальяжно засунув руки в карманы идеально отутюженных брюк. Чахлая бородка мужчины колыхалась с каждой ступенькой, а мелкие квадратики смешного черно-желтого пиджака складывались при движении в забавные мозаические рисунки. Мартин не боялся, он видел нацеленные в его грудь автоматические винтовки, но продолжал идти, насвистывая себе под нос одну из примитивных, но очень навязчивых мелодий современной полесской эстрады.
— Курение вредит вашему здоровью, господа, — прозвучал под высокими сводами холла приятный баритон мага. — Дело даже не в том, что никотин засоряет легкие. Кроме того, он еще разрушает клетки ДНК и создает их временные дубликаты с очень коротким жизненным циклом. Пятнадцать минут, господа, всего пятнадцать минут, и никотинный строительный материал начинает распадаться. Сначала вы чувствуете острое желание покурить, затем боль, несусветную боль, а потом по ваши жалкие душонки приходит старушенция с косой. Вот так, господа, вот так печально!
Читая просветительский монолог, Гентар спокойно спустился с лестницы, как ни в чем не бывало прошел мимо угрожающих ему оружием штурмовиков и направился к большой, как ворота средневекового замка, многостворчатой двери. Убийцы не шелохнулись, неизвестная сила проникла в мозг и парализовала их мышцы. Сколько солдаты ни силились нажать на спусковой крючок, но пальцы одеревенели и не слушались приказа. Стадия окаменения внезапно сменилась полнейшим расслаблением мышц, налетчики, как мешки с зерном, грузно повалились на пол, и из их раскрытых глаз, ушей и носов потекли тоненькие ручейки крови.